Последний вечер в Лондоне

Ева застыла на месте, чувствуя, что ее вот-вот стошнит всем съеденным и выпитым за вечер. Она вспомнила руку своей матери, изогнутую в месте, где кость неправильно срослась после множественного перелома; ее неровный нос, из-за чего у нее были проблемы с дыханием; ее боли в пальцах и руках в холодную погоду из-за изуродованных костей. Еще вспомнила опухшее, с кровоподтеками, лицо матери после того, как она пыталась помешать мужу забрать свою зарплату и спустить ее в местном пабе на выпивку и азартные игры. Припомнила, как не единожды мать защищала ее от кулаков отца, принимая удары на себя.

– Он умер.

– Уверяю тебя, он вполне себе жив. Он так долго просидел в тюрьме, что ты и твоя мать, по всей вероятности, с радостью додумали, что он уже умер, а он не только жив, но и на свободе. Если бы ему удалось убить мужчину, на которого он напал с бутылкой джина, а не просто покалечить его, то до сих пор сидел бы в тюрьме. Увы, оба выжили. Я собирался предложить написать своей матери, когда будешь посылать ей деньги, и сказать ей, чтобы она переезжала туда, где он ее не найдет. Но если она не может читать…

– Откуда вы все это знаете? – вырвалось у Евы. Она с трудом сдерживала тошноту.

Его улыбка исчезла.

– Ева, я очень в тебе разочарован. Это моя работа – все знать. И, как я упоминал ранее, мистер Земан очень полезен, когда нужно найти то, что люди предпочитают не показывать. Ты разве еще не поняла?

Ева в отчаянии размышляла о том, сколько еще денег она может позволить себе отправить матери, о том, как сделать так, чтобы мать в очередной раз переехала.

– Вы лжете, – произнесла она, гордясь тем, что голос ее спокоен.

– Уверяю тебя, что нет. Твоя мать живет недалеко от Макера, да? В Анграме. А твой отец любит эль, но имеет особенную слабость к азартным играм. Он хорошо играет в дартс, так ведь? Когда ты была маленькая, он выиграл много денег на турнире и потратил их на выпивку. И сел в тюрьму из-за спора в том самом пабе по поводу своих нетрадиционных правил игры. И сразу после освобождения прямиком направился в этот самый паб. – Алекс добродушно улыбнулся. – Видишь, Ева, я говорю правду.

У нее участилось дыхание, ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Потому что мне кажется, что у меня есть решение. Мы можем перевезти твою мать сюда, чтобы она жила здесь, с тобой и Прешес. Твой отец, конечно, и не подумает искать ее в Лондоне. И ты сможешь о ней заботиться. Я знаю, что Сейнт-Джон будет рад с ней познакомиться. Возможно, даже пригласить ее на чай к своей матери?

Его притворная серьезность выглядела еще хуже по сравнению с тем, если бы он смеялся ей в лицо. Ева проглотила ком в горле, горький и кислый.

Как могло такое произойти в ее тщательно выстроенном мире? Она словно смотрела на два поезда на одном и том же пути, которые неслись к неминуемому катастрофическому столкновению. Она хотела, чтобы ее мать жила в целости и сохранности. Именно поэтому и посылала ей ежемесячно деньги. Но мать не могла переехать сюда. Не могла. И от чувства вины, вызванного последней мыслью, у Евы подкосились колени.

Алекс схватил ее за плечо, придержав ее прежде, чем она упала. Она дрожала, словно стояла раздетой на холоде. Он накинул шубу ей на плечи, затем притянул к себе и прижал ее голову к лацканам своего пальто. Он похлопал ее по спине и принялся утешать ее, словно маленькую девочку:

– Ну будет, будет, Ева. У меня есть другая идея, возможно, она покажется тебе более подходящей.

Она хотела выпрямиться и вырваться из его объятий, но не была уверена, что у нее достанет на это сил.

– Какая? – прошептала она.

– У меня есть небольшой загородный дом в Дорсете, в приморском городке Борнмут – выиграл его в карты, стыдно признаться. Я никогда его не видел – видимо, там бывший владелец держал свою любовницу, так что он хорошо обставлен, хотя и небольшой. Я бы мог поселить ее там, распустить слух, что она – вдова военнослужащего, и дать ей новую фамилию. Может, Харлоу, раз уж это так хорошо сработало с тобой? Или это слишком очевидная связь? Уверен, ты что-нибудь придумаешь, а твоя мать будет слишком благодарна тебе, чтобы беспокоиться об этом. Она могла бы перестать стирать чужие вещи.

– Зачем вам так поступать? – прошептала Ева, не желая смотреть ему в лицо. – Я никогда не смогу расплатиться с вами.

– О, моя дорогая Ева. Я бы не стал требовать с тебя соразмерной оплаты.

– Чтобы я чувствовала себя обязанной и оставалась полезной для вас.

– Ты очень умна, Ева. Кстати, сегодняшнюю проверку ты прошла. Молодец. – Он отстранил ее от себя, чтобы она могла увидеть его лицо и почувствовать запах его одеколона: резкий и терпкий, не очень приятный. Грэм не пользовался одеколоном, и ей это нравилось – она любила его запах сандалового мыла без всяких примесей.

Алекс притянул ее ближе.

– Ты почти столь же умна, как и красива.

Он поцеловал ее сухими и твердыми губами. Она настолько поразилась, что просто стояла не шевелясь, не понимая, что происходит. Ева выставила руку и оттолкнула Алекса, а затем шагнула назад, хватая ртом воздух.