Она повернулась и подождала, пока Прешес нагонит ее. Глаза Евы были сухи.
Прешес взяла ее за руку, но Ева стряхнула ее ладонь.
– Нам нужно спешить. Наверняка тебе нужно постирать. Я тебе помогу.
Прешес, всхлипнув, кивнула. Единственный платок в кармане Евы был Грэма – тот самый, с монограммой, который он дал ей в день их встречи. Она не предложила его Прешес. Не могла.
На следующий день, когда за Прешес приехал Дэвид на правительственном автомобиле, Ева спустилась вместе с ней, жизнерадостная и полная оптимизма. Играть, всегда нужно было играть. И она очень хорошо с этим справлялась.
Когда Прешес обернулась обнять ее на прощание, Ева отдала ей книгу стихов Уордсуорта, которую ей подарил Грэм.
– Ему, наверное, будет приятно, если ты почитаешь ему, если он еще не может читать самостоятельно. – Поколебавшись, Ева вынула из кармана дельфина. – Я хочу, чтобы ты берегла его и вернула ему. Понимаешь? Покажи Грэму, что он у тебя, что он останется его талисманом, пока он не поправится. И скажи ему… – Ее покинуло самообладание, но лишь на миг. Она радостно улыбнулась. – Скажи ему, что я буду ждать, когда он вернет его мне лично при возвращении в Лондон.
Прешес вновь расплакалась, и Еве захотелось встряхнуть ее, дать понять, что слезы бесполезны.
– Я позабочусь о нем ради тебя, – произнесла Прешес. – Обещаю. Я приложу все силы, чтобы он вернулся к тебе. Он на самом деле любит тебя, Ева. Я знаю, что любит.
Ева выдавила из себя ободряющую улыбку.
– Постарайся, чтобы ему стало лучше, и привези его мне.
Прешес еще раз кивнула, а затем забралась в машину и села возле Дэвида. Ева повернулась спиной к отъезжающему автомобилю, вспоминая слова Прешес, что нельзя смотреть на уезжающего человека, иначе ты его больше никогда не увидишь. Не оборачиваясь, она поднялась по лестнице, но продолжала стоять в дверях до тех пор, пока звук двигателя не поглотил гул утреннего движения.
Глава 29
Мы с Колином и его родителями сидели в комнате ожидания госпиталя принцессы Грейс в Мэрилебон. В помещении с изящной мебелью и подкупающим отсутствием шутовских рисунков и других видов больничной живописи на сдержанных серебристо-серых стенах царила удивительно успокаивающая атмосфера. В отсутствие треснутых стульев из оранжевого поливинилхлорида и линолеумной плитки было легче представить, что я не в больнице. Если бы не встревоженные лица Колина и его родителей, я бы легко вообразила, что нахожусь в совершенно другом месте.
Когда Прешес упала в обморок, Арабелла тут же вызвала «Скорую помощь». Когда Прешес переносили в реанимобиль, она дышала сама и находилась в сознании, но не ясно понимала, где находится. Я спрашивала каждого попадавшегося нам медработника, все ли с ней в порядке. На меня с неожиданной силой навалилось осознание, что она может умереть. Я знала, что она старая, хоть у меня из памяти не шли ее слова, что старость – это ее наказание. Но все равно слишком рано. Ее история еще была не дописана.
Колин в очередной, третий за последние полчаса, раз посмотрел на часы.
– Вот бы они вышли и сказали бы что-нибудь посущественнее, чем то, что ее стабилизировали и она спокойно спит.
– Они сказали, что сообщат, как только она проснется, – успокоила его Пенелопа. – Хотя уже довольно поздно. Она может проспать и до утра. Вы двое шли бы домой и отдохнули немного.
– Еще немного посидим, – сказал Колин. – На случай, если она проснется и ей потребуется поддержка.
Пенелопа улыбнулась сыну.
– Мы с твоим отцом здесь и обещаем позвонить тебе, как только она проснется. Надо было тебе ехать с Арабеллой. Вам обоим утром на работу, а тут вы ничем помочь пока не можете.
– Я тоже хотела бы подождать, – сказала я.
Пенелопа постучала указательным пальцем по подбородку.
– Вы не заметили у нее спутанности сознания перед обмороком?
Я задумалась ненадолго.
– Чуть раньше она надела старое вечернее платье и в сильном возбуждении искала фотографию Грэма, не очень хорошо понимая, что делает. Как только мы нашли фото, она успокоилась. А накануне вечером она читала стихотворение Уордсуорта по памяти. – Я задумчиво помолчала. – А еще она сказала кое-что странное. Когда я спросила, почему она так долго не возвращалась в Лондон, она сказала, что ждала, пока будет готова встретиться лицом к лицу со своим прошлым.
Пенелопа нахмурилась.
– Интересно, что она имела в виду?
– Даже не представляю. Сразу после этого она пошла спать, поэтому я ничего не спросила.
Отец Колина встал и принялся ходить из стороны в сторону, засунув руки в карманы. Я вспомнила, как в институте Колин делал точно так же. Говорил, что это помогает ему думать.
– Как, еще раз, было имя? Которое называла Прешес? – спросил Джеймс. – Алек?