Той весной она в сотый раз приехала в Аризону и отведала свой первый праздничный бокал красного вина. Ничего противнее она, наверное, не пробовала, но отец заверил ее, что вкус надо воспитывать, и ей понравилась игра света в вине. Отец разбудил ее в два часа ночи без вразумительных объяснений, и к половине третьего их и след простыл. В дороге она пыталась уснуть, но тщетно, поэтому сидела взвинченная и беспокойная с утра и до полудня, пока наконец на противоположном конце штата отец не въехал на парковку мотеля «Стиллспелл». У нее началась гулкая тупая головная боль от бессонницы и половины бокала вина.
– Все, – сказал он. – Больше не могу. Давай отдохнем. – Солнце высвечивало его усталость и впалые глаза. В номере он прилег и проспал три часа, пока при свете лампы Лилия читала журналы за пластиковым столом под деревом. Он дышал почти беззвучно. Она перечитывала один абзац несколько раз, поглядывая на него в темноте, чтобы убедиться, что его грудь все еще вздымается. Она никогда еще не была такой усталой, но когда она легла на другую кровать в нескольких футах от него, у нее возникло незнакомое чувство ответственности. Впервые в жизни она почувствовала, что должна бодрствовать, чтобы он мог спать. На стоянку заехали три-четыре машины, и каждый раз она подходила к окну, но ни одна не оказалась голубым «фордом» с иностранными номерами. Потом она достала фотоаппарат, встала у окна и принялась снимать парковку в предвечернем освещении, чтобы развеяться.
– Не нужно стоять на страже, – сказал он.
– Я думала, ты спишь.
Он сел и обулся. Улыбаясь как раньше, до того, как они начали каждый вечер менять города.
– Я спал, – сказал он. – Но тебе все равно не стоит меня стеречь.
Они вышли навстречу теплому майскому полдню. Фасад мотеля «Стиллспелл» смотрел на шоссе. По обе стороны находились ресторан «Утренняя звезда» и автомастерская «Стиллспелл», и все три здания (приземистые, старые, обветшалые) выстраивались в неустойчивую подкову, повернутую открытой стороной от города. Или сцену: три здания под более-менее прямыми углами с парковкой внутри, а пустая серая автострада тянулась четвертой незримой стеной. За шоссе начинались бескрайние дебри кустарников.
– Где мы? – спросила Лилия.
– Полагаю, в городе Стиллспелл.
– А какой штат?
– Аризона. Нет. Постой. Нью-Мексико. Я почти уверен, что мы в Нью-Мексико.
– Нью-Мексико, – просияв, подтвердила официантка в ресторане «Утренняя звезда». Ей нравится Стиллспелл, сказала она, хотя иногда она подумывает, не уехать ли отсюда. Принеся еду, она расположилась неподалеку от них, откинувшись на спинку банкетки, а Лилия потягивала молочный коктейль, силясь вспомнить свое очередное имя. Она уже давно не ночевала дома, а уже вечерело. Народу осталось мало, рассказывала официантка; население резко сократилось, так что назвать это городом можно с натяжкой. Работы почти нет. Ни дать ни взять – город-призрак. Но у нее есть работа и дом, так что она, пожалуй, еще останется. Она никогда не уезжала отсюда, только в молодости пришлось сбежать с ухажером в Феникс. Но Феникс оказался очень большим, люди относились к ней не очень доброжелательно, и терпеть такое, когда тебе четырнадцать, рановато. Не желают ли они еще кофе?
– Нет, – сказал отец Лилии. – Благодарю. А как вас зовут?
– Клара, – ответила официантка. – Очень приятно.
– Взаимно, – сказал он и назвался вымышленным именем, которое Лилия сразу же забыла.
– Вы надолго?
– А-а, на день-два, – сказал он, – перевести дух немного. Мы с Алли едем через всю страну.
– Алли, – повторила официантка. – Это сокращенное от…
– Алессандра, – сказала Лилия, сверкнув усталой улыбкой.
– Алессандра, – повторила официантка. Она заправила прядь за левое ухо. Ее волосы были прямыми, рыжими и спадали на плечи, глаза синие. Имя ей понравилось. – Алессандра, – сказала она снова. – Испанское?
Лилия устала, и подробности того вечера были расплывчаты. Отец и официантка говорили о музыке. Лилия засыпала прямо за столом. Отец и Клара говорили, казалось, уже долго. Она уже не помнила, как получилось, что решили переночевать дома у Клары, а не в оплаченном номере мотеля «Стиллспелл», но она очутилась на улице, шагая с Кларой и отцом по растресканной мостовой в лунном свете. По обе стороны улицы стояли старые притихшие дома. Вдалеке лаяла собака. В некоторых домах горел свет. Другие дома были темными, погруженными в молчание. Витрины нескольких магазинов были заколочены досками.