Последний Воин Духа

На следующий день на площади уже мерно разливался колокольный звон. Колокол, за неимением лучшего места, просто подвесили под недавно отстроенный навес. Потихоньку подтягивающиеся люди удивлялись. В центре на помосте стоял Джон, и две гитары рядом с ним. Эмили была занята колоколом. Когда собралось достаточно людей, Джон окинув всех взглядом, сказал:

— Мы тут с Эмили решили немного поиграть для вас, кгхм…

— Отлично, — оживился Пол Монтгомери, — а то радио не работает! А я так любил по пятницам слушать музыкальную передачу.

— А что собираетесь играть, ребята? — Кевин Уайли тоже выглядел заинтересованно. — Помнится, и я когда-то играл, сто лет тому, эх!

— А мы немного побренчим вещи собственного сочинения, — весело выпустила пар Эмили, остановив, наконец, язык колокола.

— Но поплясать особо не рассчитывайте, — заговорщически сощурилась она и подмигнула Джону.

— Да, это не песни, это просто я на гитаре искал отражение своего видения реальности. Тут ещё некоторые вещи вместе с Уолтером сработаны. Уолтер, он… Уехал ещё до… В общем, давно.

Отыграв с десяток вещей, Джон с Эмили отложили гитары. Люди были задумчивы и молчали. Но тут послышались всхлипывания, и вперёд вышла Лора.

— Вот там, где две гитары играют, яркая такая. «Тинувиэль» вы, кажется, объявили… Я так отчётливо слышу там ручеек, капель… Весна придёт! Придёт!

И Лора, внезапно расчувствовавшись, в сотрясших её тело рыданиях уткнулась носом в грудь своего мужа Кевина. Он погладил её и задумчиво посмотрел под купол.

— Здорово, ребята! Я тоже хочу вспомнить былое, надо попробовать.

— И я хочу, — оживился кто-то. Можно я стихи прочитаю? Всю жизнь думал, глупость такая, но вот может сейчас… Именно сейчас и стоит их прочитать…

В тот вечер было прочитано несколько стихотворений, звучали и песни. В конце Уилл подмигнул Джону и развёл руками, как бы признавая свою неправоту. Джон весело махнул рукой в ответ.

Текли месяцы, и некий гипотетический наблюдатель, имейся такой на небесах, наверняка узрел бы, как одни люди не переставали каждый день радоваться, собираясь вместе — пели и участвовали в играх; другие же, напротив, давно уже не покидали своих жилищ, и даже частые поначалу визиты Джона в эти дома не давали никакого ощутимого результата. Третьи же и вовсе говорили ныне только о Царствии Божием, постоянно молились, появление таких на площади было уже довольно редким явлением. Так немногочисленное население городка разделилось на три пусть и условные, но столь различные, заметные и земному оку группы. Но при этом было во всём этом и нечто, заметное только сверху, кому-то, находящемуся вне снежных чертогов. При внешней непохожести и различном поведении все три группы сближало одно: характерный, даже слегка болезненный блеск глаз, выдававший одержимость, завладевшую в то время многими. Видел ли Джон это в своём отражении, читал ли он это в глазах Эмили, отдавал ли себе отчет в том, что город превратился в стайку одичалых безумцев, часть которых всё ещё боролась за жизнь, а другая часть… Впрочем, кто сказал — безумцев?

Наиболее активные горожане продолжали собираться на площади с завидной регулярностью — каждый день. Они, как и все остальные, прекрасно видели, что с течением времени ничего не меняется — город всё больше погружается в пучину. И, казалось, глазу уж не за что зацепиться; никуда не укрыться от слепящего ярко-белого цвета повсюду. Но люди собирались, чтобы увидеть друг друга. Чтобы дать понять себе и всем остальным — они ещё живы. И площадь, только площадь, этот островок жизни, спасал угасающие души от полного забвения. За эти месяцы в городе от истощения и болезней умерли несколько человек. Но живые по-прежнему проползали проходами и радостно обнимались на островке жизни в бескрайней белой пустыне. Полуголодные, озябшие, в обносках, они вдохновенно и без всякого ложного стеснения читали и исполняли свои стихи, пели песни. Посреди белых рибчестерских гор, отбрасывая наносное, выкристаллизовывались характеры людей, их глубинные сущности, не видимые в обыденной жизни доселе. Все эти люди остались в городе добровольно, не попытавшись сбежать в приснопамятный Новый Год. Никто в тот момент времени, конечно, не мог знать будущего. Причины остаться у людей, возможно, так же были различными. Но выдержали, оставшись в трезвом уме, далеко не все. На этом фоне Эмили была одной из тех, кто практически ни разу не терял присутствия духа.

* * *

Как-то в эти дни в Доме двух А. тревожно засигналила рация, и Джон, почуяв неладное (чтобы просто поболтать, обычно приходили на площадь), быстро ответил:

— Да!

— Джон! — кричал Уилл Мортон в рацию, — Джек с Восточной улицы погиб!

— Как же это? — послышался взволнованный голос Джона.

— Понимаешь, они там прорыли дополнительный туннель, чтобы из соседнего пустого дома дрова на растопку брать.

— И что же?

— Прорыли, но никто ж не знал, что просто так рыть нельзя. Ничего не укрепили. Вот он и обвалился под тяжестью снега. Джека засыпало…

— Идём на площадь.