Последний выпуск

– Я что, полный придурок? – отрывисто спросил он. – Все ведут себя… – он с досадой махнул рукой в ту сторону, где предположительно находились его поклонники. – Я знаю, что это как-то…

Выражался он несвязно, как любой семнадцатилетний парень, но я прекрасно его поняла. Ориона приучили думать, что он хорош, только если разыгрывает из себя героя. Разумеется, стоило ему задуматься о том, чего же хочет он сам – и он сразу почувствовал себя чудовищем.

Как человек, которому с раннего детства без умолку твердили, что он чудовище, я отлично знаю: единственный разумный способ действовать, когда тебя одолевают сомнения, – подавить их с максимальной жестокостью.

– Я тебе что, исповедник? – жестко спросила я. – Иди и делай домашку, чтобы мне не пришлось собирать тебя по частям. Экзистенциальный кризис переживешь в другое время.

– Спасибо, Эль, ты настоящий друг, – произнес Орион тоном самой нежной привязанности.

– Да уж, – сказала я и ушла.

Я вернулась к себе, однако не стала садиться за уроки. Я читала сутры Золотого камня, и переводила, и рисовала в тетради чертежи маленьких опрятных анклавчиков. Моя Прелесть бегала по столу, таская карандаши и грызя семечки; время от времени она совала нос в мою работу. Ей не понравилось, когда я нарисовала человечка с мечом, убивающего злыдней. Стоило мне отвернуться, мышка нагадила на листок так ловко, что, принявшись вновь писать, я вляпалась и размазала помет по всему рисунку.

– От Ориона все равно никакого проку в анклаве, – пробормотала я, поливая испачканную руку водой над сточным отверстием. – Думаю, он предпочел бы странствовать со мной и истреблять злыдней.

Но, конечно, Моя Прелесть была права – о такой глупости не стоило и думать. Той горстке людей, которые были мне небезразличны, возможно, осталось жить считаные месяцы (и в эту горстку я небезосновательно включала и себя). Я отчитала Ориона за то, что он пренебрегал учебой, но, по крайней мере, охота за злыднями имела рациональный смысл: он получал благодаря этому ману, и каждый злыдень, которого Орион убивал, уже не прыгнул бы нам на голову во время выпуска. Но я смогла бы приступить к постройке анклавов только в том случае, если бы выбралась из школы и вытащила тех, кто был мне дорог; поэтому прямо сейчас не стоило тратить время на пустяки.

Давайте, спросите, сколько времени я угробила на мечты. Или не спрашивайте. Я не хочу подсчитывать часы, которые спустила в унитаз. Школа дала мне это понять на Новый год. Весь день, с самого начала, пошел наперекосяк. Накануне я заснула, читая сутры – прочитав страницу несколько раз, я уже в общих чертах понимала смысл. Когда я проснулась, книга по-прежнему лежала открытой на постели. Я совершила ошибку – снова взялась за чтение. Казалось, за ночь текст стал проще; это было просто удивительно. Два абзаца (и полчаса) спустя я спохватилась, и мне пришлось неумытой бежать в столовую, почти в одиночку, чтобы успеть в самый хвост очереди. На завтрак я получила лишь жалкие остатки каши, которые отскребли со стенок кастрюли.

– Могла бы хоть раз укусить меня по делу, – сказала я Моей Прелести, отходя с почти пустым подносом.

Не обращая внимания на мои упреки, мышка продолжала грызть сухую корочку, которую я ей раздобыла. Она лишь протестующе пискнула, когда я подскочила от испуга: дверца раздачи захлопнулась у меня за спиной. Я получила завтрак последней из выпускников.

И это был еще не конец. Сударат, вместе с другими младшеклассниками, стояла у стенки, ожидая своей очереди. Когда я проходила мимо, она сказала: «Поздравляю, Эль», причем абсолютно искренне.

– С чем? – спросила я.

Она указала на школьные рейтинги, напечатанные золотыми буквами на большом листе бумаги. Я еще не удосужилась на них посмотреть: мне, в общем, было все равно, кто из двадцати гладиаторов, бившихся насмерть до последней минуты, удостоился отличия. Я знала, что сама в любом случае не войду в первую сотню.

В чем-то я оказалась права – я не вошла в первую сотню. Мое имя было написано отдельно, выше всех, а рядом значилось «Приз Элджернона Дандриджа Синнета за особые успехи в санскрите». Я даже и не знала, что в школе выдавали призы; никогда раньше не видела, чтобы кто-то их получал.

Если хотите знать – да, приз был настоящим. Я подошла к Аадхье и Лю, у которых перед носом золотым по белому было написано, сколько времени я потеряла впустую, и поставила поднос на стол, однако он не пожелал лежать ровно. Я сказала: «Осторожно, у меня на подносе прилипала» и отскочила подальше. Все остальные тоже – кроме Ориона.

Он живо выставил палец и врезал по моему подносу одним из своих дурацких, но крайне эффективных заклинаний, превратив и без того несъедобную кашу в пепел, а потом нахмурился и сказал: «Нет тут никого». Он перевернул дымившийся поднос и обнаружил под ним то, что мешало ему лежать ровно – круглую медаль, вычеканенную из какого-то тусклого серого металла. К ней крепилась сине-зеленая полосатая ленточка с булавкой, очевидно для ношения на лацкане вместе с другими наградами за доблесть. Она лишь слегка обгорела.