Последний выпуск

В норме это происходит за то время, которое требуется, чтобы дверь закрылась у нас за спиной и вновь открылась. Пробежки все-таки не настоящие. Тысяча волшебников, которые три раза в неделю швыряются самыми могущественными заклинаниями, почти немедленно разрушили бы зал; кроме того, если мы на тренировках действительно будем накладывать сильнейшие чары, у нас не останется маны на выпуск, наши артефакты износятся, зелья закончатся и так далее. Поэтому тренировочная магия все приглушает: когда ты произносишь в спортзале заклинание, ощущение такое же, как в реальности, и препятствие изображает должную реакцию, как если бы ты колдовал по-настоящему, однако вкладываешь ты максимум полпроцента силы. Ты делаешь большой глоток зелья, но оно словно разбавлено; тебе кажется, что ты используешь артефакт, но он окутан защитными чарами. А когда ты выходишь в коридор – раз, и все возвращается на круги своя… за исключением полученных травм, абсолютно реальных, которые поощряют тебя стремительно совершенствоваться; а вслед за тобой уже готовится зайти следующая команда полных энтузиазма выпускников.

И все это работает, потому что мы добровольно ступаем на полосу препятствий. Согласие – единственный способ (не считая насилия, конечно) сделать так, чтобы чужая магия могла столь глубоко взаимодействовать с твоим мозгом и твоей маной.

Тем не менее, разумеется, школе требуются серьезные усилия, чтобы убрать даже полпроцента реки, полной лавы. Заклинание, которое я наложила на реку в то утро, было почерпнуто от одного амбициозного малефицера из королевства Аванти, который решил, что его темная твердыня будет еще внушительнее, если окружить ее рвом с раскаленной лавой. И он не ошибся. Явившимся вслед за нами командам пришлось десять минут скучать на пороге, пока дверь не открылась, явив очаровательный пейзаж смерти.

Остаток дня мы провели так, как нам предстояло проводить все дни до выпуска, – собравшись за столом в библиотеке, обсуждая каждый сделанный шаг и пытаясь понять, где ошибки. Как уже говорилось, лично я напрочь забыла, какие шаги совершила, и остальные тоже, а потому наш первый разбор полетов был непростым. Зато все прекрасно запомнили реку, превратившуюся в лаву – просто пять баллов, – и мы долго спорили о том, не сделать ли это ударным пунктом нашей стратегии. Предположим, я сотворю реку горячей лавы прямо в выпускном зале, затем мы наложим на себя охлаждающее заклинание и побежим к дверям. Звучало это неплохо – мило и изящно – но есть много злыдней, которым не страшна даже кипящая лава; кроме того, остальные выпускники, став вслед за нами, тоже начнут прорываться к дверям, и злыдни непременно возбудятся. От нетерпения они будут сталкивать друг друга в лаву, и вторая волна двинется к нам по обугленным телам товарищей. Кроме того, жар не пугает чреворотов; они просто разложат на пути щупальца, и, как только мы подбежим к ним, начнется подача обеда. Ведь мы уже не сможем остановиться. Большинство охлаждающих заклинаний не позволяют долго стоять на горячей лаве.

– А если перебросить лаву в другую сторону, чтобы она оказалась у нас за спиной? – спросил Хамис. – Тогда злыдни не ударят в спину.

Я спокойно возразила:

– Я отрежу тех, кто будет стоять за нами.

Он, очевидно, считал, что это их проблема, а не наша. Но Хамис был неглуп – он не посмел излить душу при мне. Впрочем, он пожаловался Нкойо – не сомневаюсь, он сказал ей что-нибудь вроде: «А ты не можешь урезонить свою глупую подружку?» Я видела, как Хамис отвел ее в сторонку поговорить, когда мы шли ужинать. Нкойо была воплощенная сдержанность, когда встала в очередь, как будто потух горевший в ней огонек.

Как-то раз в коммуну явился один тип со своей девушкой и начал снисходительно интересоваться нами – он задавал вопросы необыкновенно вежливым тоном, и на лице у него играла издевательская усмешка, которая гласила: «Вы что, правда верите в эту чушь?» Я сама усмехалась так каждый раз, когда кто-нибудь пытался искренне всучить мне бусы или медный браслет для очищения чакр. Доброжелатели всегда взвивались, когда я говорила, что предмет массового производства, сделанный из руды, которую открытым методом добывают нищие шахтеры, вряд ли улучшит баланс маны. Но этого придурка я просто возненавидела, как только он появился. Он приехал к нам только для того, чтобы его девушка устыдилась желания провести приятные выходные в лесу, за занятиями йогой, среди людей, которые любезно интересовались ее самочувствием, пусть даже все это и сопровождалось трепом о чакрах.

Вид у нее был утомленный – такой же, как у Нкойо, – и я вышла из себя. Настолько, что подошла к этому типу и велела ему убираться и больше не приезжать. Он снисходительно улыбнулся, а я просто стояла и смотрела на него; обычно это помогало, пусть даже мне тогда было всего одиннадцать лет. И через пятнадцать минут он действительно уехал, забрав девушку с собой.

Поэтому я не стала срываться на Хамиса. Я просто поставила свой поднос на стойку рядом с Нкойо и произнесла: