— Мне кажется, в школе вас нередко били, — прожурчал над ухом голос Харона. — И вы подумали, что это вовсе нестрашно, позволили страху умереть. Однако иногда сама жизнь бьет лицом об асфальт. И к этому вы не готовы.
Он сгреб мои волосы на затылке рукой и толкнул вперед. Я успел повернуть голову, чтобы спасти от перелома нос. Еще одна вспышка в голове, кожа на щеке содралась. Мысленно я потянулся к усевшемуся у меня на спине человеку. Это ведь просто — отшвырнуть, приподнять, отодвинуть — хоть что-то! Но я будто ловил угря мыльными руками в темноте.
Борис смеялся надо мной, чувствуя то же самое. Но он выдержал пятнадцать лет в психиатрической клинике, где каждый миг жизни был пропитан безысходностью, где в каждом звуке, скрипе койки, дуновении ветра за окном слышалась фраза: «Твоя жизнь закончилась». Этот слабак сейчас был сильнее меня.
— Представьте, что все свершилось, — сказал Харон. — Что девочка мертва. Знаете, как мне говорили в ритуальном агентстве? Все ритуалы предназначены для того, чтобы справиться с болью, создать новые воспоминания, принять факты. Я дам адрес — они действительно профессиональные ребята. У них вы можете купить гроб по размеру, или заказать изготовление, договориться о панихиде, осмотреть зал для прощаний. Постепенно у вас сложится впечатление, будто все, что происходит, — правильно, раз здесь оно поставлено на конвейер. Смиритесь. Вы вторглись во владения бога смерти, и попытались смертью ему угрожать. Простите, что вы сказали?
— Харон, — просипел я, — не бог смерти.
Он вздохнул:
— Беда с этим образованием. Все запоминают ярлыки, а не знания. Ищут абсолютных истин, ответов «да» или «нет» на вопрос «В чем смысл жизни?» Вы утомили меня. Я больше не хочу вас видеть. Если вы меня поняли — лизните, пожалуйста, асфальт, чтобы я увидел на нем след от слюны.
— Да пошел ты! — крикнул я, но Харон надавил на руку. Казалось, в суставе сейчас что-то необратимо порвется. Боль застила глаза, и я сам не заметил, как коснулся языком асфальта. Возможно, это сделал, сжалившись надо мной, Борис.
Потом пришло облегчение. Удалялись шаги Харона, хлопнула тяжелая дверь.
Стараясь не тревожить онемевшую, будто чужую руку, я сел, прислонился спиной к бамперу «Крайслера». И только тут обратил внимание на этот звук, боль от которого перевесила все пережитые страдания и унижения. Элеонора смеялась. Смотрела на меня, избитого и уничтоженного, и хохотала, как ребенок.
— Ты что? — Смех прервался, в глазах сверкнуло любопытство. — Ты что, плачешь?!
«Уйди!» — мысленно я толкнул ее. Хотел заставить сесть в машину или хотя бы отвернуться, но не сумел. Силы окончательно мне изменили, и я отвернулся сам, уставился на черное колесо «Крайслера».
Элеонора спрыгнула с капота, сделала несколько шагов в мою сторону. Будет утешать? Я содрогнулся от этой мысли, наполнившей отвращением к самому себе. Содрогнулся и замер в постыдной надежде, что так и будет.
Она остановилась и, судя по шуршанию, сложила руки на груди.
— Всему вас, гребаных инопланетян, учить надо! Запомни: когда назаровский пацан наполучал звездюлей, он не плачет. Назаровский пацан отбегает на безопасное расстояние, поворачивается и орет: «Слышь, ты, сука, я тебя найду с пацанами — мы тебя похороним!» Теперь, когда ты знаешь первое правило кодекса назаровского пацана, садись в машину. Поехали.
Я рукавом осушил глаза. Искоса посмотрел на Элеонору:
— Куда?
Единственный человек, знающий, как найти Юлю, — здесь. И все, что я мог, — не терять его из виду.
— Что значит, «куда»? — удивилась Эля. — К «пацанам». Точнее, к пацану. Единственному, который за тебя впишется, если сразу не убьет.
— Да что он-то может? — Я не сдержал презрительной гримасы.
— «Идти один», блин. В отличие от некоторых. Лезь в болид, короче, я ждать не буду.
Элеонора развернулась и пошла к машине. Я, поднявшись, заковылял следом.
Глава 54
Дима
Светофор мигал зеленым, нетерпеливые пешеходы выползли на «зебру», и я остановился. Потянулся за очередной сигаретой, но Маша шлепнула меня по руке:
— Слушай, ну хватит! Тошнит от твоего дыма.
— Извини. — Я нехотя опустил руку на рычаг.
Справа, через настежь открытое окно Маши, донесся голос:
— Прекрасный сегодня день, не так ли?
Мы одновременно повернули головы. Рядом с «Крузером» остановился «Солярис». Чтобы увидеть говорившего, мне пришлось привстать, перенеся вес на педаль тормоза.
Голос показался смутно знакомым, как и улыбающееся лицо лохматого типа в плаще и мятой рубашке, сидящего за рулем «Соляриса». Он посмотрел на Машу, на меня и улыбнулся шире:
— И какая прекрасная пара! Скажите, вы, наверное, очень друг друга любите?
Несмотря на уличный шум, каждое слово слышалось отчетливо, будто голос звучал не только снаружи, но и внутри головы.
— Юродивый какой-то, — тихо сказала Маша. Отвернулась, придвинулась ко мне.
Я пожал плечами. За годы жизни в Красноярске много психов перевидал. Однажды дедушка на «Жигулях» подъехал впритирку и, выпучив глаза, спросил, не помню ли я третий закон термодинамики.