Послеполуденная Изабель

Я продлил свое пребывание в парижском офисе без особых возражений со стороны моих коллег-партнеров. И продолжал наращивать прибыльность нашего единственного европейского форпоста. Я не вел расточительную политику, хотя и настоял на разумном повышении заработной платы для наших девяти сотрудников раз в два года. Каждый декабрь мои успехи и благоразумие руководителя вознаграждались солидным бонусом, который пополнял мой банковский счет в Нью-Йорке. Во время моего очередного ежемесячного визита в город мой банкир позвонил мне и спросил, что я планирую делать со всеми накопленными средствами.

– Купить дом для себя и Итана, чтобы жить там, когда наступит тот момент.

Да, я всегда замышлял его побег от матери, хотя и старался быть максимально деликатным в разговорах с Итаном о Ребекке. Но он уже приближался к десятилетнему возрасту и сам время от времени робко упоминал о сложностях жизни с мамой. Как и об ее суровом католическом благочестии (не то чтобы он объяснил мне это жестами). И о том, как она заставляет его ходить с ней в церковь каждое воскресенье – эти пытки он описывал как нечто похожее на Седьмой круг ада (и не то чтобы ссылался на Данте). Ему нравилась мама, когда она сбрасывала с себя эту жесткость и становилась веселой и счастливой рядом с ним; когда ею не правили демоны.

Или, по крайней мере, такое мнение сложилось у меня из рассказов Итана.

Как и полагалось в эту зарождающуюся эру цифровых коммуникаций, у Итана теперь тоже был лэптоп, и Джессика показала ему, как подключить телефонный шнур к розетке на стене и набрать номер, а затем написать электронное письмо папе в Париж, на которое его отец мог ответить, как только окажется в Сети. Итан теперь был высоким, стройным мальчиком, свободно владел языком жестов, хорошо читал по губам и становился все более уверенным в письме. Когда я находился по ту сторону Атлантики, он писал мне по одному электронному письму каждое утро (ко мне они приходили сразу после полудня), еще одно вечером (и оно поджидало меня, когда я просыпался на следующий день). Прошлым летом, после долгих лет юридических споров, Ребекка наконец смягчилась и согласилась на то, чтобы он провел со мной в Париже время с середины июля до середины августа. Я пригласил Клару в качестве его няни на первые две недели, пока работал до закрытия нашего офиса (как и большинства других в Париже) на каникулярный последний месяц лета.

Я обнаружил, среди прочих, еще одну поразительную особенность глухоты: она делала Итана сверхчувствительным на многих других уровнях. Скажем, хотя он не мог слышать ничьих голосов, и его мир оставался безмолвным, в Париже его совершенно не сбило с толку то, что все вокруг было на другом языке (правда, его неспособность читать по «французским» губам огорчала). Во время своего первого приезда в Париж он смотрел на все широко распахнутыми глазами. Я видел, как он привыкает к эпической природе этого города, его размаху и величию, его расстояниям и уютным кварталам. Он узнавал булочную, где мы каждое утро покупали его любимый pain au chocolat138. Он был очарован метро. Пока я работал, он совершил вместе с Изабель прогулку на кораблике по Сене, и после этого доложил мне, что «Изабель очень милая». Но кого он обожал, так это Эмили, – она водила его на представление в театре марионеток в Люксембургском саду, на Эйфелеву башню и в зоопарк в Булонском лесу – словом, показывала все туристические парижские штучки, которые я всегда обходил стороной… но для моего девятилетнего сына они значили целый мир.

– Можно мне жить здесь? – спросил он, когда в конце лета пришло время возвращаться в Нью-Йорк.

– Тебе бы этого хотелось?

– Я бы хотел, чтобы мы все жили вместе… с мамой.

Это заявление не удивило и не обескуражило меня. Просто опечалило. Потому что я знал, что разочарую своего сына, сообщив ему, что это невозможно; что, хотя у него всегда будут мать и отец, которым он бесконечно дорог, его родители больше никогда не будут вместе. Когда я наконец объяснил ему, что, увы, у нас нет никаких шансов на примирение, он ответил:

– Может быть, вы с мамой снова полюбите друг друга.

Я тщательно подбирал следующие слова.

– Это прекрасная идея, Итан, но обычно так не бывает, когда люди решают, что им лучше жить отдельно. И все же сейчас у нас все хорошо. И посмотри, как блестяще ты учишься в школе. Клара и Джессика считают тебя асом.

– Но мама иногда грустит.

– Ты в этом не виноват, Итан. Если кому-то грустно, это его обязанность – изменить все к лучшему для себя. Даже если ситуация сложная.

– Но я хочу хэппи-энда, папа.

На что я мог только подумать: «Разве не все мы этого хотим?»

Но ирония была неуместна в тот момент. И я сказал:

– Мы с тобой счастливы вместе, Итан.

– Это когда-нибудь изменится? Уйдет ли счастье?

– Между тобой и мной? Никогда.

– Но ведь счастье может уйти, разве не так?

Я решил не подслащивать пилюлю.

– Да, может, – ответил я.

И спустя несколько дней счастье подтвердило мои слова.

Глава шестая