Читаем Послеполуденная Изабель полностью

– Tu ne peux pas me faire ça… tu ne peux pas me faire ça69.

Я на мгновение задержался возле ее двери, ожидая ответа противоположной стороны. Но ответа не последовало. Лишь тишина. Потом опять:

– Tu ne peux pas me faire ça… tu ne peux pas me faire ça.

И снова тишина.

Я двинулся дальше, ожидая услышать мелодичное приветствие Изабель, каскадом льющееся сверху.

– Привет, – крикнул я, взбираясь по узкой лестнице.

Тишина.

Подойдя к ее квартире, я обнаружил, что дверь открыта. Но Изабель не стояла, как это бывало, на пороге. Она сидела за письменным столом, с сигаретой в зубах, и рукопись, которую я аккуратно собрал, теперь была разбросана, а несколько страниц валялись слева от пишущей машинки. Когда я вошел, Изабель стучала по клавишам. Она даже не взглянула на меня.

– Добрый день, – сказала она, не отрываясь от машинки. – Пожалуйста, положи на стол ключ, который я тебе дала, а потом, пожалуйста, уходи.

– Что? – В голове промелькнуло: она не могла сказать такое, мне послышалось.

– Ключ на стол… и захлопни за собой дверь.

Я шагнул к столу.

– Я не говорила, что ты можешь зайти.

– Я уже зашел.

– Нет, ты не заходишь.

Я остался в дверях. Паренек со Среднего Запада не хотел преступать границы дозволенного.

– Не понимаю.

– В самом деле?

– Я сделал что-то не так?

Она перестала печатать и наконец посмотрела на меня.

– Я думала, ты мой любовник, а не прислуга.

– Так вот в чем дело?

– Как ты посмел решить, что меня следует привести в порядок?

– Привести тебя в порядок? Я просто подумал…

– Она сумасшедшая, совсем свихнулась… и превратилась в отвратительную неряху…

– Ты спала прошлой ночью?

– Теперь ты хочешь сказать, что я еще и уродина?

– Ты спала прошлой ночью?

– Прекрати попытки сменить тему.

– Я просто хотел помочь. Подумал, что ты могла бы…

– Что? Внести в свою расстроенную жизнь немного порядка от американского сраного чистюли?

Она кричала, а я так и стоял на пороге, нагруженный хозяйственными покупками, ослепленный яростью, мне совершенно не понятной. Одно было ясно: темные силы снова овладели ею.

– Насколько все плохо сегодня утром? – спросил я. – С Эмили все в порядке?

Она вскочила из-за стола.

– Ты смеешь намекать, что я снова подвергаю опасности свою дочь!

– Изабель, любовь моя…

– Я не твоя гребаная любовь!

И тут ни с того ни с сего она запустила в меня пепельницей, которую схватила со стола. Сигаретные окурки разлетелись по всей студии. Я отпрыгнул в сторону, когда пепельница ударилась о кухонные полки, сшибая стаканы, круша их вдребезги. Я смотрел на Изабель широко распахнутыми глазами; ее лицо искажали ярость, ненависть. Я бросил сумку. Побежал вниз по лестнице. Толкнул дверь во двор и помчался по его мощеной мостовой. Через узкий проход. На крошечную улочку. Быстрый поворот направо. Я уже собирался выскочить на рю де Ренн, когда передо мной резко затормозило такси, и водитель стал кричать; до меня вдруг дошло, что я чуть не врезался прямо в поток машин. Дорожный полицейский схватил меня за воротник и выдернул обратно на тротуар как раз в тот момент, когда таксист выскочил из своего автомобиля, окликая меня.

Шел непрерывный дождь. Помимо эмоционального сотрясения я еще и промок до нитки. Опустив голову, я поспешил в сторону бульвара Сен-Жермен. И сделал то, чего никогда не делал в Париже. Я прыгнул в такси. Оказавшись внутри, я забился в угол заднего сиденья, дрожа и плача; водитель поглядывал на меня в зеркало заднего вида, смущенный моей тихой истерикой, моими слезами.

Когда мы добрались до отеля, я прошмыгнул мимо Омара, и тот недоуменно посмотрел мне вслед.

– Месье Сэм? – окликнул он.

Я только помотал головой, бросаясь вверх по лестнице. У себя в комнате я скинул бушлат, снял с себя всю одежду, укутался в халат и рухнул на кровать, сжимая подушку вместо женщины, которую должен был обнимать сейчас в постели на другом конце города. Женщины, которая только что набросилась на меня самым внезапным, свирепым образом. Что я сделал, чтобы заслужить все это? Какую границу пересек, осмелившись прибраться в ее квартире? Может, я нарушил ее прайвеси? Неужели ни одно доброе дело в жизни не остается безнаказанным? Виновен ли я в наивности?

Вскоре в дверь постучали.

– Месье Сэм, пожалуйста, позвольте мне войти.

Омар.

Я заставил себя подняться. Открыл дверь. На пороге стоял Омар с подносом.

– Я вас разбудил?

– Если бы.

– Что с вами случилось?

– Ничего плохого. Просто душа болит.

– Это всегда плохо. Я принес вам отвар, чтобы расслабиться. И немного кальвадоса.

– Вы слишком добры ко мне.

– Вы заставили меня поволноваться.

– Со мной все будет в порядке, – солгал я.

Омар вошел и поставил поднос на крошечный столик, который служил мне и письменным.

– Пусть настоится еще пять минут, – сказал он. – Отвар поможет уснуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бремя любви
Бремя любви

Последний из псевдонимных романов. Был написан в 1956 году. В это время ей уже перевалило за шестой десяток. В дальнейшем все свое свободное от написания детективов время писательница посвящает исключительно собственной автобиографии. Как-то в одном из своих интервью миссис Кристи сказала: «В моих романах нет ничего аморального, кроме убийства, разумеется». Зато в романах Мэри Уэстмакотт аморального с избытком, хотя убийств нет совсем. В «Бремени любви» есть и безумная ревность, и жестокость, и жадность, и ненависть, и супружеская неверность, что в известных обстоятельствах вполне может считаться аморальным. В общем роман изобилует всяческими разрушительными пороками. В то же время его название означает вовсе не бремя вины, а бремя любви, чрезмерно опекающей любви старшей сестры к младшей, почти материнской любви Лоры к Ширли, ставшей причиной всех несчастий последней. Как обычно в романах Уэстмакотт, характеры очень правдоподобны, в них даже можно проследить отдельные черты людей, сыгравших в жизни Кристи определенную роль, хотя не в ее правилах было помещать реальных людей в вымышленные ситуации. Так, изучив характер своего первого мужа, Арчи Кристи, писательница смогла описать мужа одной из героинь, показав, с некоторой долей иронии, его обаяние, но с отвращением – присущую ему безответственность. Любить – бремя для Генри, а быть любимой – для Лоры, старшей сестры, которая сумеет принять эту любовь, лишь пережив всю боль и все огорчения, вызванные собственным стремлением защитить младшую сестру от того, от чего невозможно защитить, – от жизни. Большой удачей Кристи явилось создание достоверных образов детей. Лора – девочка, появившаяся буквально на первых страницах «Бремени любви» поистине находка, а сцены с ее участием просто впечатляют. Также на страницах романа устами еще одного из персонажей, некоего мистера Болдока, автор высказывает собственный взгляд на отношения родителей и детей, при этом нужно отдать ей должное, не впадая в менторский тон. Родственные связи, будущее, природа времени – все вовлечено и вплетено в канву этого как бы непритязательного романа, в основе которого множество вопросов, основные из которых: «Что я знаю?», «На что могу уповать?», «Что мне следует делать?» «Как мне следует жить?» – вот тема не только «Бремени любви», но и всех романов Уэстмакотт. Это интроспективное исследование жизни – такой, как ее понимает Кристи (чье мнение разделяет и множество ее читателей), еще одна часть творчества писательницы, странным и несправедливым образом оставшаяся незамеченной. В известной мере виной этому – примитивные воззрения издателей на имидж автора. Опубликован в Англии в 1956 году. Перевод В. Челноковой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи , Мэри Уэстмакотт , Элизабет Хардвик

Детективы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Классическая проза / Классические детективы / Прочие Детективы