Послеполуденная Изабель

Мысленно сконструировав эту не более чем ловкую отговорку, я невольно улыбнулся. Между тем мой взгляд скользнул по сторонам, и я не мог не ужаснуться тому, что Изабель – блюстительница организованного беспорядка на своем столе и чистоты повсюду, – решила, что внутренний хаос можно распространить и на это пространство, куда она сбегала на несколько часов каждый день. Без сомнения, в семейных апартаментах няня и уборщица следили за тем, чтобы ее завихрения не отражались на состоянии помещений – если, конечно, она позволяла эмоциям выплескиваться дома. Но здесь она полностью отдалась во власть анархии. Снова обозревая этот бедлам в слабом предутреннем свете, я сразу понял, что нужно сделать какой-то добрый жест. Не стесненный во времени и движимый законным желанием навести порядок, я поспешил на кухню, заглянул в шкафчик под мойкой, где нашел несколько мешков для мусора и скромный ассортимент чистящих средств. Я открыл мини-холодильник. Там стояла стеклянная баночка с обычным йогуртом, пока еще годным к употреблению, судя по дате, напечатанной на крышке из серебристой фольги. Отыскав ложку, я его съел. В кухонном шкафу я обнаружил несколько квадратиков темного шоколада и проглотил их. Прошло больше пятнадцати часов с тех пор, как я в последний раз видел еду, и голод давал о себе знать. Я сварил последнюю порцию кофе, что поспособствовало моему окончательному пробуждению. Затем я принялся за работу, начав с груды посуды в раковине. В течение двадцати минут все было вымыто, высушено и убрано. Я опустошил пепельницы. Выгреб из холодильника все гниющие фрукты, а из кладовки – запасы овощей, смахивающих на культуры для выращивания пенициллина. Вооружившись универсальным чистящим спреем и не слишком грязной тряпкой, я прошелся по всем поверхностям. Вывалил в черный пластиковый мешок три корзины, доверху набитые бумагами. Собрал с пола рассыпанные страницы рукописей, сложил их по номерам. Систематизировал остальные документы на ее столе. Стер пыль с пишущей машинки «Ундервуд». Нашел швабру с ведром и вымыл кафельный пол на кухне и в ванной. Нашелся и старый пылесос, похожий на тот, каким в свое время пользовалась моя бабушка, но свою работу он выполнял. Как только весь мусор с ковров засосало в древний аппарат, я снял постельное белье и схватил полотенца из ванной, прежде используя их для очистки раковины и душевой кабины. Я отыскал бутылку отбеливателя, ершик и отдраил унитаз.

Когда я наконец взглянул на часы, было почти шесть утра. Я запихнул постельное белье и полотенца в пластиковый пакет. Углядел в углу между кроватью и столом корзину для белья, заваленную доверху грязным исподним, двумя парами джинсов, белой и черной рубашками; все это барахло тоже перекочевало в мешок. Я схватил с вешалки свой черный бушлат, бросил ключ в карман и вышел в спящий двор. Темнота все еще окутывала улицы. Моросил мелкий дождь. Я быстро шел с мешком белья по пустынному бульвару Сен-Жермен к станции метро Мабийон. Закурил сигарету, как только сел в вагон поезда, следующего на восток. Высадился в Жюссьё. В пяти минутах ходьбы от Le Select. Хозяин отметил, что это первое мое появление в столь ранний час. Обычный завтрак. Обычная вчерашняя газета. Еще больше сигарет. А позже, в семь утра, марш-бросок в прачечную по соседству. Пожилая женщина, управляющая – румынка, как мне думалось; она стирала мою одежду еженедельно в прошлом году, – заверила, что все постирает по цветам и сложит к трем часам пополудни, но, если я пожелаю ручную стирку и глажку рубашек, это будет стоить дополнительно 15 франков за каждую. Я освободился от своей поклажи и вернулся к себе в номер. Там я переоделся в спортивный костюм и кроссовки, которыми побаловал себя за несколько недель до поездки в Париж, и легкой трусцой направился в Ботанический сад, где совершил круговую пробежку по парку.

Забрав белье в назначенный час, я заглянул в ближайший цветочный магазин и купил букет лилий. Через полчаса я вернулся в студию Изабель. Мне было интересно, не приехала ли она раньше меня; я на миг представил себе, как войду и застану ее там, ошарашенную зрелищем наведенного мною порядка. Но в квартире было пусто. Я распаковал белье, застелил кровать, развесил в ванной полотенца, теперь пушистые, благоухающие лавандовым ароматом средства для стирки. Я оставил на диване ее аккуратно сложенную одежду и две выглаженные рубашки. Потом нашел вазу, наполнил ее водой, ножницами укоротил стебли лилий, опустил цветы в эту простую стеклянную емкость и поставил ее на кофейный столик, за которым она обычно обедала. Наконец я составил список необходимых вещей, включив в него туалетную бумагу, кухонные полотенца, жидкость для мытья посуды, запас кофе, чистящие средства, и вышел из квартиры, заперев за собой дверь. В магазине неподалеку, на рю де Ренн, нашлось все, что я искал.

В пять пополудни, поднимаясь по лестнице С дома 9 по улице Бернара Палисси, я услышал, как на втором этаже женщина – судя по голосу, средних лет – выкрикивает одну и ту же фразу: