Послеполуденная Изабель

– Ты хочешь сказать, что я была резка с той официанткой? – спросила она меня однажды по дороге домой с позднего концерта в джаз-клубе The Vanguard.

– Просто ты становишься немного задиристой после третьего «Манхэттена».

– Я легко справляюсь с тремя коктейлями. А вот чего не выношу, так это грубости.

– Она всего лишь сказала: «Вы, похоже, ужасно спешите сегодня», когда ты неистово размахивала руками, пытаясь получить чек.

– Ты согласен с ней в том, что я Мисс Нетерпение?

– Милая…

– Не заигрывай со мной…

Она вырвалась из моих объятий и сердито помчалась по улице. Одна моя половина хотела погнаться за ней. Другая была полностью сбита с толку этой вспышкой. Но уже в следующее мгновение она прибежала ко мне, само раскаяние. Обвила меня руками. В ее глазах плескался стыд.

– Я поступила дерьмово, – сказала она.

И заверила меня, что такое больше не повторится. То, что она назвала «In vino stupidus»95. Я, в свою очередь, заверил ее: инцидент исчерпан.

Шли недели, месяцы. Больше никаких пьяных вспышек от Ребекки. Ось Нью-Йорк – Бостон оставалась моей постоянной траекторией. Из Парижа по-прежнему тишина, и я постепенно смирился с мыслью, что мое письмо действительно положило конец всему; что я убил наши отношения. Это осознание было горько-сладким. Печаль от того, что связь оборвалась, что я так решительно покончил со всем этим. Облегчение от того, что теперь я свободен от многих сомнений и могу закончить свой конфликтный танец между женщиной, которая так хочет меня, и женщиной, которая держит меня в подвешенном состоянии. Тем более что стремление к недосягаемому – неотъемлемая часть человеческой природы.

А потом, откуда ни возьмись, пришла телеграмма. В мою дверь постучал комендант нашего общежития.

– «Вестерн Юнион» для тебя, – крикнул парень. – Ты здесь?

– Здесь.

Вжик. Просунутый под дверь конверт скользнул по паркету прямо к моим ногам. Телеграмма в 7:46 утра никогда не предвещает ничего хорошего. Я решил, что мой отец ушел из жизни, и одна из его сварливых сестер (их было четверо, и все мегеры) отправила мне извещение о его «кончине» (слово, которое я уже начинал ненавидеть, поскольку оно обходило реальность смерти). Я сделал глубокий вдох и открыл желтый конверт, читая короткое сообщение, набранное заглавными буквами:

В БОСТОНЕ НА ТРИ ДНЯ. МОЖЕШЬ ВСТРЕТИТЬСЯ СО МНОЙ В ОТЕЛЕ «РИТЦ КАРЛТОН». ЗАВТРА В ЧАС ПОПОЛУДНИ? ДУМАЮ О ТЕБЕ. ТЫСЯЧИ ПОЦЕЛУЕВ – ИЗАБЕЛЬ.

Первое реакцией было полное неверие. Неверие и потрясение.

Изабель в Бостоне? Абсурд. Она никогда не покидала Францию, разве что время от времени отдыхала не в Нормандии, а где-нибудь в Италии.

Изабель в Бостоне?

Я много раз перечитывал телеграмму, пытаясь найти смысл в каждой ее интонации, в построении каждой фразы, решив, что она разыгрывает гамбит. Но в одном ее намерения были ясны – рандеву в отеле, тысячи поцелуев, – она точно знала, какой развязки хочет. Точно так же она предлагала мне шанс избежать этой встречи; навсегда захлопнуть дверь, отказавшись пересечь реку Чарльз, чтобы прийти на свидание. И в то же время она бросала мне вызов. Призывала не устоять перед искушением. Выйти на ту же арену, на которой играла она со мной в Париже: арену тайны. Она знала, что я в отношениях с другой женщиной. Знала, что это серьезно. И знала, что я порвал с ней именно по этим причинам. И все же она была здесь, в этом городе, в моем городе, давая мне понять, что между нами еще не все кончено… если, конечно, я встречусь с ней завтра в час пополудни в самом крутом отеле Бостона.

Меня разрывали противоречивые желания. Хотелось немедленно ответить: НЕТ, СПАСИБО.

Хотелось ничего не делать и упустить возможность.

Хотелось посвятить во все это Ребекку, тем самым продемонстрировав безмерную верность ей и выдержку. Но самый громкий внутренний голос сразу же отверг эту идею как движимую страхом и чувством вины… хотя мне не в чем было себя винить… во всяком случае пока. Но, как бы я ни любил Ребекку и ни нуждался в ней, в глубине души я знал, что, если расскажу ей об этой телеграмме, об этом приглашении к возобновлению связи, в игру вступит эффект ящика Пандоры.

Я знал, что это вызовет шквал эмоций и стресса… и зачем нагружать ее всем этим? Бывшая – если вообще можно отнести Изабель к этой категории, поскольку мы никогда не были официальной парой, – связалась со мной, желая встречи, желая большего. Поделиться этим… значит окунуть в собственные противоречивые мысли женщину, которую я люблю. Словом, молчание представлялось мне самым разумным вариантом.

И большая часть меня помнила великую истину, сформулированную профессором права: «Как я обычно говорю клиентам: секрет, которым делятся, уже не является секретом».