Послеполуденная Изабель

Пожалуйста, приходи ко мне вечером. Вот мой адрес. И номер телефона консьержа внизу. Он принимает сообщения. Я буду ждать тебя после концерта. Je t’aime.

Изабель смотрела, как я пишу записку и оставляю блокнот на кровати лицевой стороной вниз. Я посмотрел на часы: 3:05. Время поджимало, мне следовало мчаться во весь опор. Изабель все еще была погружена в разговор с мужем, явно обсуждая какую-то срочную проблему, поскольку делала множество пометок в своем гостиничном блокноте. Я постучал по циферблату часов, намекая на то, что мне пора бежать. Она подняла свободную руку в жесте отчаяния… показывая, что просто не может прервать разговор. Я подошел к ней. Запустил левую руку в ее роскошные рыжие волосы. Притянул ее к себе, заставляя отнять телефон от уха, и накрыл ее рот крепким поцелуем. Она отвечала на мой поцелуй секунд десять, когда услышала в трубке голос своего мужа:

– Chérie, t’es là?102

Это заставило ее отстраниться от меня и вернуться к мужчине на другом конце линии.

– Oui, mon amour103…

Я стоял столбом. Гадая, что делать дальше, кроме как уходить.

Изабель снова жестом показала: обстоятельства выше меня. Затем одними губами произнесла: je t’aime.

Я подтвердил эти слова кивком. И ушел.

Четыре часа спустя, вернувшись в свою комнату, опустошенный после семинара и событий дня, я обнаружил под дверью телеграмму, ожидавшую меня.

Любовь моя, мне так жаль, что я была занята другими делами, когда тебе пришлось уходить. Я просто не могу прийти сегодня вечером. Это невозможно. Но возможно все то, что я обещала тебе вчера. Пожалуйста, напиши мне в Париж, скажи «да», и мы начнем строить серьезные планы. Je t’aime…

Я увидел, что телеграмма отправлена из офиса «Вестерн Юнион» на Бойлстон-стрит, недалеко от отеля. Изабель заметала следы, не рискуя вести любовную переписку из «Ритца» за деньги своего мужа.

Ночь выдалась зверски холодной, и после некоторого перерыва снова пошел снег. Прежде чем я покинул общежитие, надев парку, чтобы защититься от холода, местная радиостанция NPR на моем транзисторе сообщила о высокой вероятности того, что, в случае усиления снегопада, завтра аэропорт может быть закрыт. Мой счетчик романтических ожиданий зашкалил. Рейс Изабель будет задержан. Концерт отменят. Она позвонит мне или телеграфирует. Придумает предлог, чтобы отлучиться на несколько часов. Завтра мы будем лежать на моей большой кровати. В пятницу, до приезда Ребекки, у меня будет время сменить простыни и попрактиковаться в искусстве наведения порядка в голове. Или, если случится так, что после еще нескольких часов в объятиях Изабель я буду убежден, что это действительно судьба, и мне нужно следовать за ней, я все расскажу Ребекке; выдержу ее гнев и яростные упреки, соглашусь с тем, что я ничтожество, не понимаю, что разрушаю замечательную жизнь с замечательной женщиной, которая всегда будет рядом несмотря ни на что. Она скажет, что я гоняюсь за химерой, возможной лишь на арене двухчасовых вспышек тайной страсти. Она скажет, что я продержусь три недели в быту с моей французской фантазией и ее очень реальным ребенком… и мои попытки построить карьеру в юридической фирме столкнутся с недосыпом из-за ребенка, причем чужого… и «блеск сойдет с вашего романтического дерьма чертовски быстро, Мистер Подросток». Она скажет, что я поворачиваюсь спиной к нью-йоркской жизни, уже сложившейся для меня, и к женщине, которая принимает мои причуды и недостатки так же, как я принимаю ее; пусть эта женщина и не сверхчувственная, но любит секс и отдается мне каждую ночь, хотя и торопливо, но всегда с интересом. Это женщина из моего мира, она говорит со мной на одном языке и понимает меня.

Но имеет ли смысл эта погоня за фантазией о недостижимом; за женщиной, которая держала тебя на расстоянии, а теперь внезапно изменила траекторию… и, возможно, по прихоти. Или, может, с похмелья после той ужасной депрессии, которую только что пережила. И есть ли у тебя хоть малейшее представление о том, во что превратится повседневная жизнь с ней? Другое дело – Ребекка, с кем ты прекрасно уживаешься в вашем квазисоюзе на протяжении уже почти шести месяцев.

Нет, давай-ка, брось все это ради мечты о том, что до сих пор ускользало от тебя. Стреляй себе в ногу из пулемета, дважды останавливаясь для перезарядки…

Все эти грезы смешались, как в водовороте, пока я застегивал молнию на пуховике и обматывал шею шарфом. Момент головокружительной истины. Мне пришлось сесть на кровать и ухватиться за пружинный каркас, как будто этот символ супружества с Ребеккой был балластом для устойчивости в иллюзорном плавании.