Послеполуденная Изабель

Я был (надеюсь) примерным мужем, опорой и поддержкой, когда Ребекка вошла в штопор после такого удара. Всего полтора года назад она была абсолютно уверена в скором назначении партнером и теперь погрузилась в то, что можно описать как семь стадий переживания горя по модели Кюблер-Росс106 – с начальной стадией отрицания, затмевающей все остальное. Когда реальность ужалила по-настоящему и она обнаружила, что после тридцати ох как непросто получить новую работу в ультраконкурентном нью-йоркском юридическом мире, где прошлая неудача ложится несмываемым пятном в послужном списке, Ребекка начала входить в стадию «ярости». Поскольку я был самым близким ей человеком и к тому же быстро стал партнером в своей фирме, последовал период (он длился около восьми месяцев), когда у нее все чаще случались эти вспышки. Не то чтобы она выливала на меня ушаты дерьма. Но всем остальным доставалось по полной. Припоминались все разочарования ее жизни. Мол, она тоже блестящий юрист, и просто чертовски несправедливо, что я получил повышение, а ей показали кукиш. Конечно, я полностью с ней соглашался. Точно так же, как осторожно навел справки, потянул за несколько закулисных ниточек и порекомендовал ее в другую фирму, не такую крупную и престижную, но все же весьма уважаемую, с солидным багажом дел в сфере социальной справедливости. Из того, что я знал о партнерах фирмы, мне казалось, они найдут Ребекку подходящей кандидатурой. Была только одна проблема: должность не предполагала продвижения в партнеры. Ребекке это совсем не понравилось – она рассчитывала, что фирма как нельзя лучше подходит ее прогрессивным взглядам. Когда я посоветовал ей согласиться на эту работу и дальше посмотреть, как сложится, она взорвалась. Посыпались обвинения в том, что я, как выяснилось, хлопотал за нее, и какого черта я выступаю в роли ее гребаного отца, хотя тот был неисправимым хиппи, и…

Вечером после этого скандала я задержался допоздна в офисе, занимаясь делом пожилой женщины, выведенной из списка наследников ее сына за несколько недель до его смерти от лимфомы (в возрасте пятидесяти пяти лет). За этим стояла его жена, и я все еще пытался найти зацепку в измененном завещании (и переписке между женой и адвокатом ее покойного мужа – все эти документы я передал в суд). Мне нужно было найти такой юридический рычаг, который заставил бы эту Леди Макбет обеспечить моей клиентке справедливое содержание (особенно учитывая, что старушке было девяносто и она нуждалась в деньгах, чтобы дожить свои последние годы). Время близилось к полуночи, и я решил, что действительно пора домой. Я встал из-за стола и прошел в просторную туалетную комнату рядом с моим кабинетом. Там я облегчился и ополоснул лицо холодной водой. И вдруг поймал свое отражение в зеркале. Тридцатичетырехлетний адвокат в костюме. Все еще молодой. Немного усталых морщинок вокруг глаз. Ни намека на седину. Никаких серьезных жировых отложений в области живота… но приходилось посещать спортзал пять раз в неделю. Что означало подъем в 5:30 утра, учитывая напряженный график работы по двенадцать – шестнадцать часов в сутки – неизбежная «привилегия» партнера. Я почувствовал мгновенный укол жгучего сожаления. Изабель. Париж. То, что могло бы быть. И жизнь, которую я построил для себя.

Как я однажды сказал Ребекке, «что мне нравится в моей работе, помимо всего прочего, так это возможность изо дня в день наблюдать, как человеческое поведение превосходит в своей причудливости любой вымысел».

– Нравится работа, – бесцветно ответила Ребекка, измученная после очередного трудного дня в ее безнадежном деле. – Какая роскошь. Мне сейчас мало что нравится.

– Эта точка зрения изменится, – сказал я. – И надеюсь, ты знаешь, как тебя любят.

– Ага, любит тот, кто, в отличие от меня, только что стал партнером. Гений Трастов и Имущества. Юридический гуру в чужой неразберихе.

Тем вечером я застал неразбериху в собственном доме. Остатки китайской еды из ресторана на вынос, разбросанные не только на нашем обеденном столе, но и по беленым стенам. В сочетании с большим красным пятном – последствием обрушенного на ту же поверхность бокала с вином. Среди прилипших к стене ошметков чего-то жареного виднелась увесистая малиновая капля в стиле Джексона Поллока. Из FM-тюнера нашей стереосистемы доносился громкий рок-н-ролл. И на полу без сознания Ребекка. Пустая бутылка очень хорошего «Шато Марго» валялась рядом с еще одной, полупустой бутылкой «Пойяка». Ребекка лежала с открытым ртом, мокрым от вина и рвоты, и небольшие лужицы того и другого застыли около головы. Она так и не переоделась после работы, и юбка была высоко задрана, а белая блузка и жакет покрыты всем, что она отрыгнула. Я бросился к ней, убедился, что она все еще дышит, все еще жива. Она застонала, когда я чуть ли не отхлестал ее по щекам, и ее глаза распахнулись в пьяном, токсическом шоке.