Посмертие

В конце рабочего дня, когда она заговорила с ним о стихотворении, он вновь отправился по дороге вдоль побережья и нашел тенистое местечко, где можно посидеть. На дне здесь были острые камни, поэтому на берег не заглядывали ни купальщики, ни рыбаки. Ему нравилось смотреть на море, скользить взглядом вдоль линии прибоя, наблюдать, как волна с глухим ревом набегает на берег и потом отступает с нетерпеливым шипением. Прежде чем уйти с работы, он прокрался в кабинет купца, пока тот разговаривал с Мзе Сулемани, и взял у него со стола лист бумаги. Наверху было напечатано имя и адрес купца, но это нетрудно оторвать. Любовное письмо следует передавать незаметно, и чем оно меньше, тем его легче спрятать.

Он знал только одно немецкое стихотворение, из книги, что оставил ему офицер, «Musen-Almanach für das Jahr 1798». Он выписал первые четыре строчки «Тайны» Шиллера и перевел для нее:

Sie konnte mir kein Wörtchen sagen,
Zu viele Lauscher waren wach,
Den Blick nur durft ich schüchtern fragen,
Und wohl verstand ich, was er sprach[81].

Он выписал их на листе бумаги, украденном из кабинета Нассора Биашары, обрезал его, чтобы поместилось стихотворение, и сложил: получилась полоска не толще двух пальцев. Он понимал, что будет, если этот клочок бумаги попадет в чужие руки. Если Афия — жена Халифы, как он и боялся, тогда Хамзу самое меньшее вышвырнут из дома, обругают, может, даже побьют. Но он зашел слишком далеко, медлить больше нельзя, и наутро, встретив Афию у двери, он сунул ей в ладонь клочок бумаги. На нем он написал:

Алиджарибу кулисема нено моджа, лакини хакувеза —
Куна васикилизи венги карибу,
Лакини джичо лангу ла хофу лимеона била тафаути
Луга гани джичо лаке линасема.

Когда он торопливо вернулся из кафе, она уже ждала его у двери и, забирая у него корзину с хлебом и булками, не выпустила его руку. Ей хотелось убедиться, что он правильно ее понял.

— Я тоже отвечаю на твой взор. — Она имела в виду две последние строки перевода: «Лишь взором ясно отвечала / На мой несмелый взор она». Потом Афия поцеловала кончики своих пальцев и коснулась его щеки. Чуть погодя, когда она принесла ему поднос с завтраком, Афия скользнула в комнату и в его объятия.

— Хабиби[82], — проговорила она.

— Ты его жена? — выпалил Хамза, когда она была в его объятиях и они прильнули друг к другу. Вопрос застал ее врасплох. Она наслаждалась мгновением, обнимала желанного, а он спрашивает, не жена ли она кому-то! Она отстранилась было, но он ее удержал.

— Прости, — прошептал он.

— Чья жена? — спросила она с тревогой во взгляде.

Он ткнул большим пальцем в направлении дома. Она наконец поняла, что он имеет в виду, тревога в ее глазах сменилась лукавством, она улыбнулась, вновь приникла к нему.

— Ничья я не жена… Пока что. — С этими словами она высвободилась и ушла.

* * *

В пятницу утром Афия скользнула к нему в комнату, обняла его, а после оставила его онемевшим от радости. По пятницам в мастерской работали только полдня. Почти все заведения в городе закрывались часам к двенадцати, чтобы люди могли сходить помолиться в соборную мечеть. Разумеется, ходили не все, несмотря на то что с работы отпускали пораньше, — лишь те, кто послушен Господним заповедям, и те, у кого нет выбора, в основном дети и молодежь. Ни Халифа, ни Нассор Биашара не ходили. Хамза ходил — юный святой, — потому что ему нравилось сидеть в толпе людей в столь благодушном настроении, вполуха слушать дотошно-богобоязненную проповедь имама. В детстве его не заставляли ходить в мечеть, и теперь ему было приятно решать самому. Он знал, просто знал, что днем Афия обязательно придет к нему в комнату. Он затворил окно, приоткрыл дверь, и в ослепительном послеполуденном зное, когда разумные люди остаются дома, ложатся отдохнуть, она пришла, закутанная в буйбуй, по пути куда-то. Он закрыл дверь, и комната наполнилась ее запахом. Несколько пьянящих минут они целовались, ласкали друг друга, что-то шептали, но едва он потянул за буйбуй — скользкая материя мешала ему как следует ощутить ее тело, — она покачала головой и высвободилась из его объятий. Афия сказала, ей пора идти, иначе Би Аша хватится ее и поднимет тревогу. Она отпросилась под предлогом того, что ей нужно в лавку Мукаддама Шейха, за яйцами для десерта, который она готовила.

— К чему торопиться? — не понял Хамза.

— Она знает, что лавка Мукаддама в двух шагах.

— Ты обязана работать на нее? — спросил он, не желая, чтобы она уходила.

Афия удивилась.

— Я не работаю на нее. Я здесь живу.

— Не уходи, — попросил он.

— Мне надо идти, я потом тебе объясню, — сказала она.