Она протянула руку, накрыла правой ладонью шрам на его левом бедре. Провела пальцами по шраму, ласкала его, щупала, точно надеялась разгладить рваные края. Она собиралась что-то сказать, но он левой ладонью закрыл ей рот.
— Не сейчас, — попросил он.
Она мягко убрала его руку.
— Ладно, это твоя тайна, — сказала она и заметила слезы в его глазах. — В чем дело? Что с тобой случилось?
— Это не тайна. Просто не сейчас, пожалуйста, не в эту минуту, — взмолился он. — Не после любви.
Она шикнула на него, поцеловала и, когда он успокоился, поднесла свою левую ладонь к его лицу, согнула пальцы, словно пытаясь сжать кулак, но пальцы не коснулись ла-дони.
— Сломана. Я не могу сжать эту руку, — пояснила она.
— Что случилось? — спросил он.
Она улыбнулась, искалеченной рукой дотронулась до его лица.
— Я тоже тебя спросила, а ты заплакал, — сказала она. — Мой дядя сломал мне руку. На самом деле он мне не дядя, но в детстве я жила в его доме. А сломал он ее, поскольку ему не понравилось, что я умею писать. Что ты будешь писать, сказал он. Ты будешь писать мерзости, ты будешь писать записки сводникам.
Некоторое время они лежали молча.
— Мне очень жаль. Пожалуйста, расскажи еще, — попросил Хамза.
— Он ударил меня палкой. Узнал, что я умею писать, и пришел в ярость. Меня научил брат, но потом ему пришлось уехать, и я вернулась жить к дяде. Когда он увидел, что я умею читать и писать, рассвирепел и ударил меня, но ударил не по той руке: писать я все равно могу. А вот овощи резать трудно, — заключила она.
— Расскажи мне с самого начала, — сказал Хамза.
Она встала, принялась одеваться, и он тоже. Она села в парикмахерское кресло, он остался на полу, прислонился к стене.
— Ладно, но после того, как я расскажу и спрошу, что случилось с тобой, ты не прогонишь меня?
— Ты моя любимая. Клянусь, — ответил он.
— Я расскажу коротко, потому что мне пора идти помогать Бимкубве готовить. Я сказала, что иду к соседке, и, если задержусь, она пошлет кого-нибудь за мною.
И Афия рассказала ему, как в десять лет за ней приехал брат, она и не знала, что у нее есть брат, она прожила с ним год, он научил ее читать и писать, а потом уехал на войну.
— Мой брат Ильяс, — сказала она.
— И где он теперь? — спросил Хамза.
— Не знаю. С тех пор как он уехал на войну, я не видела его и не получала от него вестей.
— Наверное, можно навести справки?
Она смерила его долгим взглядом.
— Не знаю. Мы пытались. — Она покосилась на его бедро. — Ты это заработал на войне?
— Да, — ответил он. — Во время войны.
В тот вечер после разговенья Халифа, как обычно, сидел на крыльце, но два его друга почему-то задерживались. Рядом сидел Хамза, чтобы составить ему компанию, хотя с большей охотой пошел бы погулять, посмотреть, не вернулись ли музыканты. Некоторое время они беседовали о том о сем, Хамза упомянул о группе. Халифа, как всегда, слышал о них, он узнал их историю, не поднимаясь с крыльца.
— Сила слухов и сплетен, — улыбнулся он. — Они прекратили концерты на время Рамадана, только репетируют за закрытыми дверьми. Святоши не одобряют никаких развлечений во время священного месяца. Они хотят, чтобы мы страдали, голодали и стерли себе лоб в молитвах. — Халифа надолго замолчал, а потом сказал, не глядя на Хамзу: — Она тебе нравится.
И обернулся к Хамзе. Тот кивнул.
— Она хорошая женщина, — Халифа опять отвернулся, говорил мягко, деликатно, без малейшего вызова в голосе. — Она живет с нами долгие годы, мы с Би Ашой бережем ее как родную. Я должен знать твои намерения. Я за нее отвечаю.
— Я не знал, что вы родственники, — сказал Хамза.
— Я обещал ее брату, — пояснил Халифа.
— Ильясу? — спросил Хамза.
— Значит, ты слышал о нем. Да, Ильясу. Вернувшись из странствий, он с младшей сестрой поселился в этом городе. Устроился работать на крупную плантацию агавы, потому что хорошо говорил по-немецки. Им это понравилось. Тогда-то мы и подружились. Я как раз женился, поселился в этом доме. Порой Ильяс приходил к нам в гости не один, а с сестренкой. Потом началась война, и он пошел в солдаты, не знаю зачем. Может, возомнил себя немцем, а может, ему всегда хотелось стать аскари. Он часто рассказывал, как шангаан-аскари похитил его, привез в городок в горах, там его освободил плантатор-немец и позаботился о нем. Однажды признался, что с самой той встречи с шангаан он втайне мечтал вступить в шуцтруппе. И когда началась война, не устоял. Мы не знаем, жив ли он еще. Восемь лет минуло, как он ушел на войну, и мы с тех пор ничего о нем не знаем. Я обещал присматривать за ней, — сказал Халифа. — Не знаю, что еще тебе известно о ней.
— Она рассказала о родственниках в деревне.