— После того как меня ранили, офицер велел отнести меня в немецкую миссию, в местечко под названием Килемба. Тамошний пастор был врач, он вылечил меня. Красивое место. Я провел там два с лишним года, помогал в миссии, поправлялся, читал книги фрау. Потом пришли британцы — не сразу, правда, — и их медицинское управление объявило пастору, что его врачебная подготовка не соответствует их официальным требованиям. У него не было диплома врача. Они решили превратить лечебницу при миссии в сельскую больницу, но не могли поручить руководство пастору, и он решил, что пора возвращаться в Германию. Мне тоже пора было двигаться дальше. Я кочевал с места на место, брался за любую работу — на фермах, в кафе, столовых, подметал улицы, был домашним слугой… Словом, за всё, что удавалось найти. Порой приходилось тяжко, из-за ноги, пожалуй, в конце я перетрудил ее, но я поработал в Таборе, Мванзе, Кампале, Найроби, Момбасе. У меня не было конечной цели, по крайней мере тогда, — с улыбкой закончил он. — Но теперь я понимаю, что это не так.
Повисло долгое молчание, и Афия, обдумывая его слова, встала и начала одеваться.
— Уже поздно, наверное. Я хочу узнать обо всем, я хочу узнать больше о добром пасторе, его миссии, как он вылечил тебя, но теперь мне пора, — сказала она. — Бимкубва рассердится, если я опоздаю, она что-то подозревает. Она сказала, ко мне кто-то посватался, но теперь уже поздно. Я уже несвободна. Когда ты придешь разговляться, я буду пахнуть тобою. До следующего раза я буду тосковать по твоей любви. Я слушаю тебя и думаю об Ильясе. Он старше тебя. Я говорила, что он красиво поет? Я представляю, каково ему пришлось на войне и что он сейчас жив и здоров и говорит с кем-то, как ты говоришь со мной.
— Можно выяснить. Хотя бы попробовать, — поправился Хамза. — Есть документы. У немцев с документами порядок. И тогда ты узнаешь, что с ним случилось.
— Что мы выясним? Да и так мне не надо знать наверняка: что случилось, то и случилось. Если он где-то жив и здоров, от того, что я об этом узнаю, для него ничего не изменится, да и если он сейчас где-то жив и здоров, быть может, он не хочет, чтобы его нашли, — ответила Афия. — Мне пора.
12
— Удача не длится вечно, если вообще приходит, — сказал Халифа, когда они в третий вечер Ида сидели на крыльце. — Ты с нами всего несколько месяцев, но мне кажется, я знаю тебя давно. Я привык к тебе. Я с самого начала разглядел что-то живое за твоим обликом ходячего мертвеца. Когда ты только пришел сюда, ты выглядел так, словно вот-вот рухнешь на землю передо мной. А теперь посмотри на себя. Ты нашел работу, которая тебе по душе, и даже сумел понравиться нашему сквалыге-тугодуму — вот только обязательно попроси у него прибавку, раз уж ты теперь опытный плотник. Ах нет, наш святой будет смиренно ждать, пока сладкое само его найдет!
Послушай, что я скажу: удача не длится вечно. Никогда не знаешь, когда окончится светлая полоса и вернется ли вновь. Жизнь полна скорбей, надо ценить хорошие минуты, быть благодарным за них и действовать решительно. Пользоваться случаем. Я не слепой. Я смотрю, я видел что видел, я кое-что понял, и кое-что из того, что я понял, меня встревожило. Я думал подождать, пока ты захочешь поговорить со мной, не хотел торопить и смущать тебя, я надеялся, что за это время не случится ничего дурного. Теперь Рамадан закончился, вся эта святость позади, наступил Ид, начался новый год, и пора бы тебе проявить решимость. Если ждать слишком долго, упустишь момент или ввяжешься во что-нибудь такое, о чем потом пожалеешь. Вот я и решил тебя подтолкнуть.
У Би Аши тоже есть глаза и ум, она соображает, что к чему, ты и сам наверняка это заметил, и еще у нее есть язык, чтобы об этом сказать. Не знаю, говорила ли она с Афией, хотя, пожалуй, если бы говорила, мы знали бы. У нее свои представления о том, как надо, и вряд ли они тебе понравятся. Я догадываюсь о твоих чувствах к Афие, да ты и сам мне говорил о них. Мне кажется, настала решительная минута, и я не хочу, чтобы ты упустил ее. Я говорю загадками или ты понимаешь меня? Вижу, что понимаешь. Я не собираюсь тебя торопить, да и сам не спешу избавиться от Афии. Я уже спрашивал тебя, говорил ли ты с нею, и ты ответил, что говорил. Если между вами все решено, я рад. Мне нравится эта затея, но ты должен рассказать мне о своих родителях, чтобы мы убедились, что все благополучно. Почему ты не рассказываешь о себе? Твое молчание подозрительно, как будто ты сделал что-то плохое.
— Почему бы мне не соврать тебе, как ты и учил? Почему бы мне не выдумать что-то? — ответил Хамза, поддразнивая Халифу, поскольку уже догадался, куда тот клонит, и не сомневался в исходе.