Когда бараза на крыльце завершалась, Халифа обычно запирал входную дверь и уходил в свою комнату на заднем дворе. Иногда заглядывал побеседовать к Хамзе и Афии, если они еще не ложились, но чаще просто махал им рукой, проходя мимо. Однажды он окликнул Хамзу, но не остановился. Афия с Хамзой переглянулись, удивленные резкостью его тона. Что ты натворил, одними губами спросила Афия. Хамза пожал плечами, улыбнулся жене и показал на крыльцо: наверное, Халифа поссорился с приятелями, пойду узнаю, в чем дело.
Хамза нашел Халифу в его комнате, он сидел на кровати, скрестив ноги. Хамза по обычаю аккуратно присел рядом, лицом к Халифе.
— Топаси мне кое-что рассказал, и я хотел поговорить с тобою с глазу на глаз, — начал Халифа. — Все в порядке, но я решил сперва поговорить с тобою и узнать, что тебе известно. Речь о мальчике, об Ильясе. Люди судачат о нем. Он гуляет один подолгу. Людям кажется странным, что двенадцатилетний мальчик в одиночку бродит в глуши.
— Он любит гулять, — помолчав, ответил Хамза и улыбнулся, хотя его и встревожило, что они обсуждают мальчика в таком духе. — Мы часто ходим с ним вместе — я, правда, едва ковыляю. Наверное, порой ему хочется пройтись.
Халифа покачал головой.
— Он разговаривает сам с собой. Бродит в глуши, по широким проселкам, и разговаривает сам с собой.
— Что! И что же он говорит?
Халифа опять покачал головой.
— При виде прохожего умолкает. Никто не слышал, что он говорит. Знаешь, многие уверяют, будто это признак… — Он осекся, не в силах вымолвить слово, и сморщился от отвращения к подобному обвинению.
— Может, он читает стихотворения, им учитель задает в школе. Я слышал, как он читает. Или выдумывает историю. Он это любит. Я скажу ему, чтобы впредь был осторожнее.
Халифа кивнул, снова покачал головой и обернулся: на пороге стояла Афия. Он махнул ей, входи, мол, и подождал, пока она закроет дверь.
— Ты ему не сказала, — произнес он, и Афия покачала головой. — Два дня назад я под вечер лежал у себя, отдыхал, — продолжал Халифа, обращаясь к Хамзе, и понизил голос до шепота. — Сам знаешь, обычно меня в это время не бывает дома. Окно во двор было отворено, но дверь в комнату закрыта. Вдруг я услышал, как кто-то заговорил, совсем рядом, голос был незнакомый, женский. Слов я не слышал, но тон был жалобный. Я сперва решил, это она, Афия, но потом догадался, что нет. Не ее это голос. Потом я подумал, к ней пришла гостья и рассказывает печальную историю, но вспомнил, как Афия незадолго до этого крикнула Ильясу, мол, я ухожу. Я встревожился. Кто-то без спроса явился в дом.
Я встал посмотреть, кто это, и, наверное, меня услышали, потому что голос замолчал. Я отдернул занавеску, увидел Ильяса на табурете у стены. Он удивился, не ожидал, что я тут. Кто с тобой разговаривал, спросил я. Никто, ответил он. Я слышал женский голос, сказал я. Он скроил озадаченную гримасу и пожал плечами. Не знаю. Чему ты улыбаешься?
Последний вопрос был адресован Хамзе, и тот ответил:
— Я представил себе эту сцену. Это его любимый ответ на любой вопрос, на который он не хочет отвечать. Я не знаю… Что тебя так встревожило, Баба? Должно быть, он рассказывал историю от имени огорченной женщины.
Халифа энергично затряс головой, обнаруживая признаки нетерпения.
— Когда Афия вернулась домой, я все ей рассказал. И о незнакомом голосе, который слышал. Тебя там не было, Хамза. Голос был странный, старый, одновременно жалобный и скорбный. И едва я об этом заговорил, как сразу понял, что она все знает. Скажи ему.
Хамза встал и прислонился к столбику кровати, лицом к Афие.
— Я слышала его. — Афия подошла ближе, понизила голос. — Он постоянно играет в эту игру, говорит за разных людей. Я уже два раза слышала, что он разговаривает точь-в-точь как описал Баба, скорбным голосом, здесь, на заднем дворе. Он не видел, что я стою в дверях, а я ждала, потому что не хотела напугать или устыдить его. Я решила, он все равно что бродит во сне: пусть сам проснется, когда будет готов. Однажды ночью, когда ты спал, я услышала шум в его комнате: он кривился, вертелся, стонал этим голосом.
— Что-то тревожит этого ребенка, — вставил Халифа.
Хамза устремил на него разгневанный взгляд, но ничего не ответил. Он знал, они ждут, что он скажет.
— Может, ему приснился дурной сон. Может, у него богатое воображение. Почему вы говорите о нем так, будто… ему плохо?
— Он бродит по проселкам, разговаривает сам с собой, — Халифа раздраженно повысил голос, Афия тут же шикнула на него, но он продолжал: — Люди судачат о нем, и, если мы не поможем, плохо ему будет из-за них. Что-то мучит этого ребенка.
— Я поговорю с ним, — отрезал Хамза, взглянул на Афию и направился к двери.
— Не пугай его, — сказала она, когда они остались одни.
— Я умею разговаривать с сыном, — ответил он.