Посмертие

О предстоящем обряде стало известно; Хамза опасался, что люди посмеются над ними, но никто не смеялся — никто, кроме Халифы. Мзе Сулемани спросил об Ильясе, но про обряд ничего не сказал. Хамза догадывался, что старый столяр такое не одобряет. Я помолюсь о его здоровье, пообещал Мзе Сулемани. Нассор Биашара узнал обо всем от жены, а та от Афии. Он тоже спросил об Ильясе и произнес, пожав плечами: надо попробовать все. Хамза понял, что выбора нет, придется провести обряд, хотя в глубине души сомневался, стоит ли это делать. Он слышал о подобных обычаях во время службы в шуцтруппе: семьи нубийцев, обитавшие в деревне за стенами бомы, проводили такие обряды каждую неделю, но Хамза видел, что Афия в смятении, она боится предстоящего обряда, сама не своя от отчаяния. Того и гляди захворает.

В отличие от Халифы, он не возражал против обряда и не смеялся над ним. Его мучило чувство вины, что сын страдает из-за его травмы, из-за последствий чего-то, что Хамза натворил на войне. Чего именно, он не знал, и ощущение, будто бы поступки Хамзы навлекли беду на его сына, было лишено логики. Старший Ильяс пропал без вести. Они назвали сына в его честь и каким-то образом установили между ними связь, взвалили на мальчика бремя утраты Афии, заставили сына разделить вину за то, что все усилия найти ее брата или узнать о его судьбе ни к чему не привели.

Адрес фрау был записан в томике Гейне «Zur Geschichte der Religion und Philosophie in Deutschland». Когда пастор увидел у него эту книгу, спросил:

— На что она тебе?

— Фрау дала почитать, — ответил Хамза.

— Она дала тебе Гейне! — Годы спустя Хамза не мог без улыбки вспоминать недоверчивое изумление пастора. — И что же ты из нее понял? — спросил он.

— Я читаю очень медленно, — смиренно ответил Хамза, он знал, как сердится пастор, когда фрау хвалит его умение читать по-немецки, — но мне было интересно узнать, что некогда люди в Германии осеняли себя крестом, стоило им услышать пение соловья. Они видели в нем посланника дьявола, как во всем, что приносит удовольствие.

— Ничего другого я и не ждал от невежественного читателя, — сказал пастор. — Ты замечаешь в Гейне только пустяки, глубокий смысл от тебя ускользает.

Когда пастор решил вернуться в Германию и Хамза тоже приготовился уезжать, фрау подарила ему томик Гейне и написала на титульной странице свой адрес. Жили они в Берлине. Непременно напиши, когда у тебя случится что-то хорошее, сказала фрау. Хамза и раньше подумывал написать ей, спросить, нельзя ли узнать об Ильясе из хранящихся в Германии документов, но отказался от этой мысли, сочтя ее слишком дерзкой. С чего фрау хлопотать об Ильясе? Откуда ей знать, где хранятся записи о шуцтруппе? Кого заботит судьба пропавшего без вести аскари? Хамза отказался от этой мысли еще и потому, что у него не было обратного почтового адреса. Но недавно компания «Мебель и промышленные товары Биашары» обзавелась абонементным почтовым ящиком, и эта задача решилась. Хамза сочинил короткое письмо фрау, напомнил, кто он, объяснил, что ищет пропавшего шурина. Не знает ли фрау, как выяснить, что с ним сталось? Он перебелил письмо на фирменном бланке компании, написал адрес на конверте авиапочты и в тот же день отнес на почту. Стоял ноябрь 1938-го.

* * *

Вечером назначенного дня, после намаза иша, вскоре после того как Хамза отправил письмо, в их дом явилась шехия со свитой. С головы до ног в черном, глаза и губы накрашены сурьмой. Пришедшая с нею певица и два барабанщика были в обычной повседневной одежде. Шехия затворила окно, зажгла две ароматические свечи. Потом окропила комнату розовой водой и воскурила благовония — уд и ладан. Дождалась, пока комната наполнится дымом и запахом, позвала Ильяса и Афию и велела сесть у стены. Никого, кроме них, не пустила, хотя дверь оставила открытой. Уселась, скрестив ноги, перед Ильясом и Афией, закрыла глаза. Барабанщики принялись негромко выстукивать ритм, певица мурлыкала себе под нос.

Хамза одиноко сидел в спальне, двери не закрывал, вдруг понадобится. Он помнил, что подобные обряды длятся долго, порой начинается шум, беспорядок, люди мечутся от боли. Халифа с друзьями сидел на крыльце, стараясь не обращать внимания на пение и барабанную дробь. В тот вечер соседи проходили мимо них чаще обычного, с любопытством посматривали на дом — вдруг удастся разглядеть, что внутри, — но, к своей досаде, ничего не видели. И окно, и входная дверь были закрыты, и прохожие видели только троих мужчин на крыльце, притворявшихся, будто бы в доме не происходит ничего необычного.