Посмертные записки Пикквикского клуба

В продолжение этого разговора кучер самым унизительным и позорным образом вел свою лошадь за узду по направлению к дому с красными воротами, уже отворенными рукой мастера Бардля. Увы! Так ли следует порядочным людям приезжать в гости к искренним друзьям? Не было никакой надобности удерживать бурное стремление рьяного коня, кучер не прыгал с козел, не звонил и не стучался у подъезда, никто не высаживал дам и никто не потрудился нести за ними шалей. Пропал весь эффект, и уже никак нельзя было похвастаться, что вот, дескать, «мы приехали в собственном экипаже». Это из рук вон. Это уж чуть ли не хуже, чем просто прийти пешком.

— Ну, Томми, здравствуй, мой милый, — сказала миссис Клоппинс. — Здорова ли твоя маменька?

— О, да, совершенно здорова, — отвечал мастер Бардль. — Она теперь в гостиной, совсем готова. Я тоже совсем готов.

Здесь мастер Бардль величаво засунул руки в карманы и молодцевато повернулся на одной ноге.

— Еще кто едет, Томми? — спросила миссис Клоппинс, поправляя свою пелеринку.

– Едет миссис Сандерс, — отвечал Томми. — И я также еду.

— Что это за несносный мальчик! — воскликнула миссис Клоппинс. — Только и думает, что о себе! Послушай, душенька Томми.

— Что?

— Кто еще едет, мой милый? — сказала миссис Клоппинс вкрадчивым тоном.

— Миссис Роджерс едет, — отвечал мастер Бардль, широко открывая глаза на любознательную гостью.

— Как? Та самая леди, что наняла недавно квартиру у твой мамы? — воскликнула миссис Клоппинс.

Мастер Бардль еще глубже засунул руки в карманы и подмигнул в знак утвердительного ответа.

— Ах, боже мой, да ведь это будет целая компания! — воскликнула миссис Клоппинс.

— Это еще ничего; а вот если бы вы знали, что у нас там в буфете-то! Вот что… — сказал мастер Бардль.

— Что ж там такое, Томми? — сказала миссис Клоппинс ласковым и нежным тоном. — Ты ведь мне скажешь, мой милый, не правда ли?

— Нет, не скажу, — отвечал мастер Бардль.

— Отчего же?

— Мама не велела.

— Ну, она не узнает: скажи, мой милый.

— Нет, после сами узнаете, — отвечал мастер Бардль, делая отрицательный жест. — А уж есть там и на мою долю славные вещички: вот что!

Радуясь этой перспективе, веселый мальчик еще раз повернулся на одной ноге и побежал домой.

В продолжение этого интересного разговора с возлюбленным сыном вдовы, мистер и миссис Раддль вели оживленную беседу с упрямым извозчиком относительно платы, которую он должен был получить за свою езду. Окончив этот спор в пользу бессовестного возницы, миссис Раддль, размахивая руками, приблизилась к подъезду.

— Ах, Мери-Анна, что это с тобою, моя милая? — спросила миссис Клоппинс.

— Ох, уж не спрашивай! Я вся дрожу, Бетси, — отвечала миссис Раддль. — Муженек-то мой хуже всякой бабы: везде и всегда я обязана хлопотать одна по его милости.

Иначе и не могло бы быть: при самом начале неприятного спора с извозчиком миссис Раддль сказала своему супругу, чтобы он держал язык на привязи и не совался не в свое дело; но когда, в настоящем случае, он хотел представить в свое оправдание этот извинительный пункт, миссис Раддль немедленно обнаружила несомненные признаки обморока, предшествуемого сильным взрывом истерического припадка. И лишь только это обстоятельство было замечено из окна маленькой гостиной домика с красными воротами и принято к сведению миссис Бардль, жилица ее, Сандерс и жилицына служанка бросились стремглав за ворота и потащили гостью в дом, разговаривая все сразу, испуская вопли, стоны, жалобные крики, как будто миссис Раддль была беспримерной страдалицей между всеми смертными, обреченными страдать и мучиться целую жизнь. Гостью положили на софу, расшнуровали, расстегнули, приставили бутылочку к ее ноздрям, скляночку к ее рту, и потом все вместе принялись растирать ее виски с такой дружной деятельностью, что миссис Раддль, чихая и зевая, принуждена была объявить наконец, что ей, слава богу, гораздо лучше.

— Ах, бедняжка! — воскликнула миссис Роджерс. — Я слишком хорошо знаю, отчего она страдает.

— Ох, кто ж этого не знает! — воскликнула миссис Сандерс. — Бедная, бедная страдалица!

И затем все леди простонали вкупе, и все объявили единодушно, что жалеют несчастную страдалицу от всего сердца и от всей души. Даже маленькая горничная жилицы, девчонка тринадцати лет от роду и трех футов ростом, поспешила выразить свое соболезнование плачевным тоном.

— Однако, что ж такое случилось? — спросила миссис Бардль.

— Что это вас расстроило, сударыня? — спросила миссис Роджерс.

— Ох, меня ужасно растревожили! — отвечала миссис Раддль болезненным тоном жалобы и упрека.

Все леди бросили негодующий взор на мистера Раддля.

— Позвольте, сударыня, я вам объясню все дело, — сказал этот несчастный джентльмен, выступая вперед. — Когда мы подъехали к этому дому, у нас, видите ли, вышел спор с кучером кабриойля²⁸…

Громкий и пронзительный взвизг из уст раздраженной супруги сделал дальнейшее объяснение совершенно невозможным.

— Вы уж лучше бы оставили нас, мистер Раддль, — сказала миссис Клоппинс, — в вашем присутствии, я полагаю, ей никогда не прийти в себя.