Посмертные записки Пиквикского клуба

Мистер Пиквик, желая завязать разговор, который был бы интересен для собравшихся клерков, сказал:

— Сегодня я, джентльмены, посетил место, прекрасно всем вам знакомое, но мне, не заглядывавшему туда несколько лет, известное очень мало. Я имею в виду Грейз-Инн. В таком большом городе, как Лондон, любопытно видеть закоулки, подобные этим старым Иннам.

— Клянусь, — прошептал председатель мистеру Пиквику, — попали в самую точку: один из нас, по крайней мере, готов говорить об этом без умолку. Старик Джек Бембер сейчас оседлает своего конька. Никто никогда не слышал, чтобы он говорил о чем-нибудь другом. Он всегда жил только Иннами и в конце концов на них помешался.

Мистер Пиквик сначала не рассмотрел человека, о котором говорил мистер Лоутен. Но когда старичок поднял свое желтое сморщенное лицо и устремил серые проницательные глаза прямо на него, мистер Пиквик сам удивился, как мог он не обратить внимания на черты столь замечательные. Губы старика застыли в мрачной усмешке, он сидел, опершись подбородком на узкую костлявую кисть с необычайно длинными ногтями, и пристально глядел из-под нависших бровей.

Вдруг он всем телом подался вперед и разразился неудержимым потоком слов.

Глава восемнадцатая, в которой старик садится на своего конька и рассказывает историю о странном клиенте

— Так! — начал старик. — Кто говорил об Иннах?

— Я, сэр, — сказал мистер Пиквик, — я заметил, до чего своеобразны эти старинные строения.

— Вы? — презрительно произнес старик. — Что вы можете знать о тех временах, когда молодые люди запирались в этих уединенных комнатах и читали, читали, час за часом, ночь за ночью, пока их разум не изнемогал под бременем их полночных трудов; пока их духовные силы не иссякали; пока утренний свет не переставал давать им бодрость и здоровье; пока они не погибали от неестественной для юных лет одержимости сухими старинными фолиантами? А взять более позднюю эпоху! Что можете вы знать о подтачивающих как червь чахотках и уносящих в могилу нервных горячках, — этих впечатляющих результатах «наслаждения жизнью», — которым подвержены обитатели этих самых комнат? Представляете ли вы, сколько несчастных, моливших о милосердии, вышли из адвокатских контор сокрушенными и обрели успокоение в Темзе или пристанище в тюрьме? Дома эти — не обыкновенные дома. В их старых, обитых панелями стенах нет доски, которая, обладай она памятью и даром речи, не могла бы рассказать какую-нибудь полную ужасов историю — романтика жизни, сэр, романтика жизни.

Эта неожиданная тирада старика была настолько странной, что мистер Пиквик не нашелся, что ответить. Между тем старик продолжал, несколько умерив пыл:

— Взгляните на них под иным, наименее романтическим углом зрения. Какие это превосходные места для медленных пыток! Представьте себе бедняка, который утратил все, вогнал себя в нищету и обобрал друзей, чтобы овладеть профессией, не дающей ему даже куска хлеба. Ожидание, мечты, разочарования, страх, бедность, крушение всех надежд — и вот уже перед нами самоубийца или горький пьяница. Не прав я в этом? — И старик потер руки и блеснул глазами, словно радуясь, что ему удалось по-новому осветить свою излюбленную тему.

— Толкуют о германских университетах, — не унимался он. — Какой вздор! У нас достаточно романтики — не более как в полумиле отсюда, только никому это не приходит в голову.

— Действительно, — сказал мистер Пиквик, улыбаясь, — и мне не приходило.

— Безусловно, — воскликнул маленький старик, — конечно! Один мой друг, бывало, меня спрашивал: «А что такого особенного в этих Иннах?» — «Жутковатое местечко», — отвечал я. «Нисколько», — возражал он. «Глухое», — говорил я. «Ничуть», — возражал он. Однажды утром, когда он подошел к двери, чтобы выйти на улицу, его хватил апоплексический удар. Падая, бедняга угодил головой в собственный ящик для писем и так провисел восемнадцать месяцев. Все думали, что он уехал из Лондона.

— А как же его нашли наконец? — полюбопытствовал мистер Пиквик.

— Поскольку он целых два года не платил за квартиру, решено было взломать замок. Когда это удалось сделать, из-за двери вывалился пыльный скелет в синем фраке, черных коротких штанах и шелковых чулках! Своеобразно, не правда ли?

Старик склонил набок голову и с неописуемым удовольствием потирал руки.