Посмотри на меня

Одна мысль не давала покоя – ну как так вышло, что судьба его в ту семью привела? Его место рядом со мной и дочерью. Мы ему были впору, как пара обуви. А новая семья не по размеру, не по фасону. Потом я его пожалела. Ведь как был примаком, так и остался. Взлетел выше, но суть-то та же. В чужом доме живет, за чужой счет. Вроде как в услужении. Его кормят, холят, лелеют, лишь бы он свой долг исполнял – жену счастливой делал да для сына хорошим отцом был. А если нет, так тесть выгонит его взашей и другого мужа для своей дочери найдет. Все будет, как они решат, а не Володя. Захотят, чтобы он сына больше не увидел, он и не увидит, хоть в ногах будет валяться. Я думаю, он понимал, что за место свое в том доме надо держаться. Идти-то ему некуда, да и не с чем. В душе он детдомовским так и остался – ничего своего как не было, так и нет. Все ему выдают, под расписку. А как уходишь, так будь добр сдать. Да, пусть муж, зять, а прав – не больше, чем у той няньки, которая за Ванечкой присматривала. Та в глаза заглядывала хозяйке, Володиной жене, и он заглядывал. Нянька по первому требованию подскакивала, и Володя желания старался предугадать. Наняли его мужем работать, вот и работал. А в глазах страх застыл – вдруг уволят?

Этот взгляд ни с чем не спутаешь, я его хорошо знаю, у самой такой же. У всех, кто в подчинении находится. Кто зависим от других с потрохами. Страшно это на самом деле, когда нутро свое подальше прячешь и самим собой ни на минуту быть не можешь. Я по сравнению с Володей тогда счастливой себя почувствовала – у меня хоть угол какой-никакой, но свой. Да, материны метры квадратные, но моими станут рано или поздно. Надюша только моя. Никто ее не отберет. Никому, кроме меня, она не нужна. Работа тоже моя. Никто мне ее не преподнес, никто не похлопотал. Сама заслужила. Никто и не отберет. Я уже знала, что не пропаду. На Надюшу всегда заработаю. Пусть шиковать не будем, но и с голоду не помрем. А Володя? Ему ж если терять, то все подчистую. Не только жилье комфортное, но и работу – тесть как пристроил на место непыльное да престижное, так и уволит в два счета. Это бывших жен жалеют, на работе оставляют, подачку напоследок кидают. А бывших мужей выбрасывают, как пару носков дырявых.

Я знала, когда все рухнет. Когда Володя решит, что это его жизнь. Такая, какую он заслуживает. Когда перестанет теще ручку целовать и перед тестем лебезить. Когда посмотрит на жену недовольным взглядом. С мужчинами такое случается. Пока место свое помнит, все хорошо. Едва почувствует себя хозяином, все и закончится в тот же момент.

Видимо, той семье именно такой Володя и понадобился – верный, преданный, зависимый. Как водитель или секретарь, или та нянька бедная, которая за ребенком не уследила. Я же заметила, каким взглядом ее теща смерила. Улыбку держала, но уже было понятно – на следующий день уволят и другую найдут. Еще за этой дверь не успеет закрыться. Такие семьи за обслугу редко держатся. Пока те ведут себя хорошо, так нужны. До первого промаха. Где деньги, там и сила и власть. Кто платит, тот и осетрину заказывает. И мой Володя – что та осетрина, с лимончиком поданная на красивом блюде. Для дочки любимой. Чтобы она, не дай бог, ни одной слезинки не пролила. Чтобы муж ее на руках носил каждый божий день, пылинки сдувал. Правильно все тесть с тещей рассчитали. С Володей они в точку попали. Плюс – родственников у него нет. Так что не нужно со сватами считаться, внука делить.

Долго потом у меня тот банкет перед глазами стоял. Как спать ложусь, сразу вспоминаю, что на столе стояло, кто в каком платье был, какие кто слова говорил. Как верно они Володю за живое взяли похвалой да благодарностью. Он же как дворовый щенок – кто первый кость бросил да приласкал, тот и хозяин на всю жизнь. А тут тебе не только кость, а еще и мясо, и будка теплая. В ответ требуется лишь хвостом вилять да преданно в глаза заглядывать. Володя умел. Причем искренне, со всей душой. Навострился, жизнь заставила.

Вот кто меня за язык тянул? Наверное, эмоции нахлынули, и я матери рассказала все про тот банкет. Ну а кому еще? Подруг у меня не было, даже приятельниц не имелось. Вот и рассказала я матери про тещу, которая Володе дифирамбы пела. Про то, какой он красивый в костюме, какие жена у него и сын. Мать сидела, слушала, не перебивала. Я еще удивилась, что не стала орать, как обычно. А потом поняла – она впитывала, чтобы потом побольнее ударить, извести меня посильнее. Так слова подобрать, чтобы я дышать не могла от горя и обиды. Вспыхнула мать только один раз, когда я призналась, что Володя меня не узнал. Обслуга я для него, официантка. Кто ж станет в официантке бывшую жену разглядывать?

* * *