Посол Господина Великого

Не нашел никого, махнул рукой. Видно, давно уже почивать решил Онисим. Ну, да Бог с ним… Посидел на траве парень, встал. Наткнулся на баклагу плетеную. Видно, потерял кто-то. Пахнет пряно… Хлебнул. Хорошо! Выхлебав до дна флягу, растянулся на траве холоп арбузьевский. Растянулся да заливисто захрапел. Оранжевое закатное солнце красило воды Шелони кровью.

Оранжевым закатом пылали доспехи всадников – московских служилых людей, что со спешным докладом пробирались в Коростынь, к князю Даниилу Холмскому.

Князь Даниил сидел в просторной горнице – ноги в воде парил, болели у князя ноги-то, особливо перед битвой. Рядом, за столом, на лавке – ближние воеводы-советчики: Федор Хромой да Пестрый-Стародубский. В конце июня еще войско князя сожгло и разграбило Русу. От новгородской «судовой рати», пересекавшей Ильмень-озеро, одни ошметки остались. С вестью победной и посланы были гонцы к Ивану Васильевичу. Во главе гонцов тех – Силантий Ржа – воин известнейший да храбрейший. Иван-то Васильевич, государь великий, уже, Волок Ламский проехав, в Торжок прибыл. Там войско московское с тверскими полками соединилось – пошли дальше. На Коломно-озеро.

Застучали по крыльцу сапоги кованые. Распахнулась дверь. Воин в черных доспехах быстро вошел в горницу, поклонился.

– Силантий! – радостно воскликнул князь Даниил. – Как государь-то?

– Смеялся, – кратко ответил Силантий. – Рассказывал ему, как доспехи те тяжкие, что у новгородцев отняли, в воду метали, а иные огню предали, не очень-то нужны, и своих довольно! Про Демон тоже рек князю…

– Ну? – воеводы разом вскинули головы.

Силантий Ржа махнул рукой:

– Не велит государь Демон-городок пока трогать, велит к Шелони идти – с псковичами соединяться. Под Демоном один полк оставляет.

– К Шелони, говоришь… – задумался князь. – Оно так… государю виднее. Ладно, на днях и выступим! Садись вон к столу, Силантий… покушай…

– Благодарствую.

Откушав, совет держали. Как половчее на новгородскую рать ударить. Силантий дело предложил: за правым брегом крутым укрыться – да затем внезапно чрез реку нагрянуть, конницей…

– А пройдут, кони-то? – засомневался дотошный Федор Хромой. – Надо бы видоков послать.

– Пошлем завтра, – согласно кивнул князь. – А так – дельно получится!

Ночью уже распростился со всеми Силантий, спать пошел – трое суток в седле – шутка ли!

И воеводы засобирались.

Не успел Пестрый-Стародубский с лавки подняться – грузен уж больно стал – как шум какой-то с крыльца донесся.

Окрикнул громко князь. Воеводы за сабли – мало ли…

Кольчугой звеня, вошел охранный сотник.

– Спытальника новгородского поймали, князь-батюшка! Рекой пробирался. Хотели голову рубить – кричит, дескать, наш он, московский.

– Да и рубили бы. Однако… – князь задумался, почесал крупную голову. – По реке, говоришь, пробирался?

– По реке, батюшка!

– Ну, тащи сюда, про броды спытаем.

По знаку сотника вооруженные короткими рогатинами воины втащили в горницу мокрого мужичагу с трясущейся кудлатой бородищей.

Посмотрел князь строго:

– Кто таков?

– Тимоха я, Рысью прозванный, Ставра-боярина человечек. Да ваши знать должны…

– Броды чрез Шелонь-реку знаешь ли, Рысь?

– Броды покажу – знаю! Прямо там, у Шелони-реки, под Мусцами, стоит рать новгородская.

– Большая ли?

– Сто раз по сорок!

Князь и воеводы переглянулись. Сто раз по сорок – это почти в десять раз больше, чем все войско Даниила Холмского. Тут задумаешься…

– Кто в рати?

– Ополченье, – Тимоха презрительно махнул рукой. – Почитай, одни шильники… Сидят сейчас, псковичей ждут, трапезничают. А владычный-то полк супротив вас сражаться не очень-то хочет…

– Ополченье, говоришь… так-так… – Князь Даниил посмотрел на своих воевод, улыбнулся: – Как там Силантий говорил? Через реку – да внезапно? Утром… – князь обернулся – в распахнутое окно бил первый солнечный луч, светлый, тоненький, теплый. – Уже, чай, и утро… Собирайте рать, воеводы! Посейчас выступаем, неча зря время терять!

Подобравшись к новгородским позициям в тени высокого правого берега, они вылетели из обмелевшей реки, словно водяные черти. Выскочив, с гиканьем понеслись на ничего не подозревающих новгородцев. Рубили…

Словно железные дьяволы, вылетели на низкий берег – крики и стоны раненых тонули в их торжествующем кличе:

– Москва!

Москва!

Москва!

В панике забегали по полю люди, падая под ударами сабель.

– Москва!

Отрубленные головы катились в реку кровавыми мячиками…

– Москва!

Едва проснувшись, выглядывали из шалашей ополченцы: оружейники, кожемяки, сбитенщики… И, пронзенные копьями, падали прямо в траву, с качающимися шариками росы…

– Москва!

Кто бежал, кто пытался сопротивляться – неумело, неорганизованно, глупо, – конец был один…

– Москва!