Посол Господина Великого (Новгородская сага - 2)

На Торгу, на вымолах у Москвы-реки, шумит-кипит-волнуется море людское. Больше рыбой торгуют, да пирогами, да снедью всякой - другой-то какой товар и в городе купить можно, а тут - припасы съестные, сбитень, квас.

- Пироги, пироги с белорыбицей, во рту тают!

- Квас ледяной, с погребу!

- Калачи печеные, на трубе дымной верченые!

- Пироги, пироги...

- Квас...

А пожалуй, что не хуже, чем в Новгороде! Пирогов - тех и поболе будет. Да муки аржаной да пшеничной - пудами, и дешево все - самый обмолот, как раз хлеба поспели. Вот как бы и в Новгороде так...

Посмурнел ликом Олег Иваныч, к вымолам подъезжая. Эх, Новгород, Новгород, похоже, потеряешь ты скоро всю свою вольность, как девка гулящая честь теряет. Это пока управленье прежнее в Новгороде оставалось, да и владыко все тот же - Феофил... И вече... Все так вроде. Правда, главный-то суд - княжий, Ивана Васильевича, государя московского... и Всея Руси. Так-то! Пусть осталось еще кое-что в Новгороде, пусть не до конца еще свободу лапы московитские задушили - однако увяз коготок - как бы всей птичке не пропасть. Потому - выбираться из такой ситуации немедля надо и всеми способами... То - про Новгород.

Птицы битой хватало на вымолах. И куры, и утки, и дичь: рябчики, перепела, журавли с цаплями. Хоть и жестковато журавлиное мясо - да вкусно, ежели приготовить правильно. Олег Иваныч едал третьего дня журавлей жареных, у Силантия Ржи, под Москвой, на усадьбе. Деревенька - три двора, рядом еще две таких же. Вот и вся землица, великим князем Силантию за верную службу испомещенная. Как называлась деревня - не помнил Олег Иваныч, да и где, к востоку, к югу ли - пес ее знает. По Можайской дороге, кажись. Да и, в общем, не надобно то и знать ему было: все одно один по дорожкам пригородным не поскачешь - шалят в лесах-то. Дадут по башке деревиной - оберут, хорошо, ежели жив останешься. Как ни боролся Иван Васильевич со шпынями лесными - а все выходило неладно, никуда не девались шпыни-то. Потому и не рисковал народец московский числом малым по лесам ездить, в сонмы копился. Крупный-то обоз не по зубам разбойникам. Вот и Олега Иваныча Силантий предупреждал о том. По Москве гуляй - а на усадьбу один не езди - людишек сперва дождись Харлама Хватова, Онисима Вырви Глаз да Епифана Хоробра. То все - Силантия холопы боевые. Оружный бой знают, да и кулачному зело обучены. С детства раннего на кулачках супротив других деревень дрались.

Олег Иваныч спустился к вымолу. Кричали, толпясь, люди; покачивались на волнах лодки, в темной воде нет-нет да и блистал желтизной сорванный с дерева лист. Осень. Хоть и жарко покуда, и парит солнце по-летнему, - а все уже не лето: холодна в реке водица, вечерами быстро темнеет, да и по ночам жди вскоре заморозков. Но днем тепло было. Олег Иваныч в кафтанчике узком упарился. Расстегнул бы шнурочки - да то по местным, московским, меркам - уж совсем непотребное дело, неряхой прослыть запросто можно, да и так - какое к тебе уважение, коли ты эдак расхристан да чуть ли не телешом ходишь?

Потому и терпел жару Олег Иваныч: уж слишком часто тут исключительно по одежке встречали, да и провожали по ней же. Подойдя ближе к вымолу, увидел Харлама Хватова - борода у Харлама приметная, густая, на спелую пшеницу похожая.

- Эй, Харламе!

Обернулся Хардам, к сердцу руку приложил, поклонился низехонько. Знал хоть и пленник Олег Иваныч, а хозяин его жалует. Остальные Силантьевы мужики тут же были. Онисим Вырви Глаз, староста церковный, - худющий, как жердина хорошая, азартен, что в бою, что в споре, все божился, хоть и староста: вот те крест, да вырви глаз... так и прозвали. Епифан Хоробр - самый молодой, и тридцати не исполнилось, однако ж храбростью прозвище свое оправдывал бился, живота не щадя. Особенно татар не любил - лет семь назад увели татары брата младшего в полон. Так с тех пор Епифан брата и не видел. Хардам с Онисимом - женаты, да с детками, а Епифан все приглядывался, ходил бобылем, хоть собой не сказать что страшен больно. Борода окладиста, кудри русые вьются - хоть куда жених, да вот переборчив больно. Уж столько девок по ближним деревням попортил... да и по дальним тоже. Силантий на него ругался, насильно обженить грозясь. Кланялся в ответ Епифан да в бороду усмехался. А в битвах не однажды хозяина своего спасал. Вот и благоволил Силантий к Епифану, иногда не брезговал и за стол с собой посадить - хоть и холоп Епифан обельный. Вот такие вот верные люди Олега Иваныча на вымоле дожидались, дела хозяйские справив. С утра вместе приехали, вместе и возвращаться!

Тут же и тронулись, квасу только баклажку взяли в дорогу. Хороший квасок, забористый. Мужик кривой продавал. Олег Иваныч отпил, губы рукавом вытер, крякнул довольно. Поехали вдоль стены, потом свернули к лесу. В посаде дальнем около избы одной, приземистой, бабы на лавках сидели, от солнца щурясь. Одеты ярко - платы узорчатые, сарафаны алые. Сами - набелены, начернены, нарумянены.