Посол III класса

Весть об объявлении Турцией войны России достигла Бахчисарая одновременно с известием о низложении Максуд-Гирея. С тем же курьером прибыл приказ нового хана, Керим-Гирея, о назначении общего сбора в Бессарабии у города Каушаны. Поход в русскую провинцию Новая Сербия Керим-Гирей решил возглавить сам.

Тотт встретил хана в двух лье от Каушан. Керим-Гирей оказался плотным, внушительного роста человеком лет шестидесяти. Его лисью шапку украшали два пера, усыпанные бриллиантами. За спиной у него висели лук и колчан со стрелами. Повелительный взгляд хана смягчился, когда Тотт, почтительно спешившись, заговорил с ним по-татарски. Барон скорее почувствовал, чем понял, что тон, который он интуитивно принял в разговоре с ханом, одобрен.

В многочисленной свите, сопровождавшей хана, находились его семеро сыновей. Среди них выделялся младший, достигший необыкновенного совершенства в стрельбе одновременно из двух луков. Раскосые, желтоватые, как у молодого волчонка, глаза юноши были холодны. Тотту рассказывали, что мальчику было всего девять лет, когда отец, желая испытать его самолюбие, назвал сына трусом.

— Я не боюсь никого, даже вас, — воскликнул мальчик, побледнев. Мгновенно зазвенела тетива, и стрела, просвистев над годовой отца, вонзилась в дерево.

— В тебе течет кровь Гиреев, — сказал Керим-Гирей и с тех пор стал выделять его среди остальных сыновей.

Пышная процессия направилась прямо во дворец. До вечера Керим-Гирей принимал представителей татарских орд, явившихся поздравить его с восшествием на ханский стол.

Ужин обернулся для Тотта маленьким триумфом. Предварительно осведомившись о вкусах хана, он приказал своему повару, которого привез с собой из Парижа, вымочить в белом вине лучшую днестровскую рыбу, приготовить ее по старинному рецепту и подать под изысканным соусом. Повара хана, предупрежденные, что у них будет соперник, также пытались отличиться. Однако превосходство французской кухни было очевидно. Тотт получил привилегию поставлять хану ежедневно двенадцать блюд на завтрак, обед и ужин.

Уже на следующий день развернулась деятельная подготовка к походу. Каушаны сделались центром ханства. Отсюда исходили все приказы, сюда устремлялись гонцы со всех концов татарских владений. Толпы знатных мурз и султанов, собиравшихся во дворце, день ото дня увеличивались.

Вопрос о вторжении в Новую Сербию, решенный в Константинополе, обсуждался на собрании знатных эмиров Татарии. Три армии должны были выступить в поход одновременно. Первая, численностью в 40 тысяч человек, под командованием мурзы Нуреддина, получила приказ двигаться в направлении Донца, а вторая, насчитывавшая 60 тысяч человек, пройти левым берегом Днепра до Орла. Третью, 100-тысячную армию, возглавил сам Керим-Гирей — она направлялась в Новую Сербию. Около Томбачара в нее собирались влиться орды едифанских и буджагских татар.

Выступление наметили на 5 января.

— Намерены ли вы сопровождать меня? — спросил Тотта Керим-Гирей.

Вопрос был чисто риторическим. Тотт и его помощники Рюффен и Кустилье с утра до ночи деятельно готовились к походу.

— Честь быть аккредитованным у Вашего Высочества от имени императора Франции вменяет мне в обязанность не удаляться от вас и тем самым лишает выбора, — почтительно отвечал Тотт.

Губы хана раздвинулись в усмешке и обнажили крепкие желтые клыки. Он сделал легкий знак рукой, и мурза внес в зал великолепную шубу из меха белого лапонского волка на серой подкладке.

— У меня точно такая же, — заметил Керим-Гирей. — Носите ее не снимая, и вас будут слушать, как меня.

И Тотт начал действовать от имени хана. Герцог Шуазель требовал от него добиться максимально возможной координации действий крымцев и конфедератов. Он резонно полагал, что именно в этом таился ключ к успеху, учитывая, что русская армия еще не закончила мобилизацию и располагала сравнительно малыми силами в приграничных областях. В сопровождении представителя Керим-Гирея Тотт отправился в Качин для переговоров с руководителями конфедератов.

Однако переговоры шли туго. Конфедераты жаловались на судьбу, взывали о помощи, но, когда речь заходила о совместном ударе по войскам русских, глазки их начинали бегать, пальцы барабанили по столу, наступало неловкое молчание.

Барон вернулся в Каушаны ни с чем. Однако, ругая конфедератов до остервенения, сам того не ведая, он был несправедлив. Тотт не знал и не мог знать, что побывавший в ставке конфедератов незадолго до него агент «секрета короля» генерал Дюмурье давал им совершенно противоположные советы: не тратить силы в неравной лобовой схватке с русскими, а, дождавшись начала военных действий, наносить удары по тылам русских войск.

Воистину левая рука Людовика XV не знала, что делает правая.

Петр Петрович Веселицкий, получая депеши от расторопных агентов «могилевского приятеля», только хмыкал озадаченно, поражаясь бестолковости происходящего. О готовящемся татарском набеге на Новую Сербию он исправно донес начальству еще в середине декабря.

Однако неразберихи и нераспорядительности хватало не только у французов и поляков.