Прямая, широкая улица, обсаженная костномозговыми деревьями, вела в Послоград. Какой-то ариекай рядом с нами напугал меня, твердя один и тот же вопрос: что мы делаем? Я подняла пистолет, но ИллСиб заговорили.
– Я ИллСиб, – сказали они. – А это… – тут они произнесли какое-то слово, не похожее на наши имена. – Они идут со мной. Я иду домой. Кох тайкох/уреш, – сказали ИллСиб, переставив ударение во фразе, отчего она стала более личной. «Я, идущий домой», – сказали они, и я подумала, неужели и у ариекаев путь домой – такая же могучая штука, как у нас.
– Они нас знают, – сказала Илл. – Сейчас много таких, кто вообще ничего не помнит, но когда встречаешь тех, кто может говорить, то все в порядке.
– Хотя, – добавила Сиб, – думаю, что могли сложиться и новые союзы. И у некоторых из них могут оказаться причины…
– …чтобы не дать нам пройти.
Надо сказать, что в Языке, который мы слышали по дороге, не всегда был смысл. Попадались носители, вернее, их развалины, которые перебирали фразы в ностальгии по смыслу. Наконец ИллСиб вывели нас на забросанную мусором площадку. Я открыла рот. Там нас ждал человек. Он стоял, прислонившись к металлической колонне, которая изгибалась над его головой, точно уличный фонарь. Казалось, его перенесли сюда с какого-нибудь старинного плоскостного изображения города на Терре.
Илл, Сиб, Брен и он перешептывались, кивая. Так, чтобы я не слышала. Человек никого мне не напоминал. Он был непримечательный, темнокожий, в старой одежде, его лицо прикрывала эоли такого типа, который не был мне знаком. Я ничего не могла о нем сказать. Он ушел с ИллСиб, а Брен вернулся ко мне.
– А это еще что за черт? – спросила я. – Он что, разделенный?
– Нет, – сказал Брен. И пожал плечами. – Не думаю. Может быть, его брат умер, хотя я сомневаюсь. Просто они друг другу не нравились. – Конечно, я уже знала о том, что существует антимир изгоев: взбунтовавшихся разделенных, разжалованных служителей, дурных послов; но, увидев его в действительности, я была ошеломлена. Как же они жили в дни всеобщего коллапса, пока не пришел бог-наркотик Второй?
– Ты еще видишься с кем-нибудь из сравнений? – спросил Брен.
– Господи, – сказала я. – А что? Да нет, в общем. Встретила как-то Дариуса в баре, сто лет назад. Обоим стало неловко. Конечно, Послоград слишком мал, чтобы мы могли вообще не встречаться, но разговаривать с ними я не разговариваю.
– Ты знаешь, чем они занимаются?
– По-моему, никаких «они» уже нет, Брен. Группа… распалась. После того, что случилось. Может, кое-кто еще встречается… Но той тусовки давно нет. После Хассера. Да и как ты теперь себе это представляешь? Они же никому не нужны, в том числе и тем, кто их произносит. Язык… – Я расхохоталась. – Он же не такой, как был.
Вернулись ИллСиб, стряхивая гниющую материю города со своей одежды.
– Это верно, – сказал Брен. – А вот насчет того, что всем плевать, ты ошибаешься. Ты не знаешь, куда мы идем: нас особо просили привести тебя.
– Что? – Я и не думала, что вся эта конспирация из-за меня, что я была заданием, которое надлежало выполнить. ИллСиб довели меня до какого-то аналога подвала и провели внутрь, туда, где в свете биоламп сидели ариекаи.
– Ависа Беннер Чо, – сказали ИллСиб. Они произнесли мое имя синхронно, с одинаковым подъемом, так, что два их голоса я услышала как один.
В комнате пахло ариекаями. Их было несколько. Они бормотали, обмениваясь словами и мыслями. Один из них подошел ко мне из полутьмы и произнес приветствие. ИллСиб назвали мне его имя. Я взглянула на его спинное крыло.
– Господи Иисусе, – сказала я. – Мы встречались.
Передо мной стоял близкий друг Сурль/Теш-Эчера, лучшего лжеца в истории Ариеки. Это был тот самый ариекай, которого я когда-то прозвала Испанской Танцовщицей.
– Он помнит?…
– Конечно, помнит, Ависа, – сказал Брен. – Иначе зачем ты здесь?
Брен и ИллСиб передали ариекаям кучку чипов. Те быстро разобрали их, дрожанием пальцев и крыльев выдавая возбуждение.
– ЭзКел знают, что вы их записываете? – сказала я.
– Надеюсь, что нет, – ответил Брен. – Ты заметила? Они ведут себя так же, как Эз, когда он был частью ЭзРа – не дают нам себя записывать, чтобы остаться незаменимыми.
– Но вы их записали.
– Это всего лишь публичные выступления, – сказал он. – Они ведь не могут запретить людям записывать их, да и зачем? Они считают, что слово произнесенное, ушедшее в город, услышанное Хозяевами утрачивает ценность.
Я разглядывала собравшихся ариекаев. На крыльях других тоже были рисунки, которые показались мне знакомыми.
– Кое-кто из них тоже был в группе Сурль/Теш-Эчера, – сказала я. И поглядела на Брена. – Это его друзья.
– Да, – ответил Брен.
– Они умеют лгать, – добавил он. – Конечно, не так виртуозно, как Сурль/Теш-Эчер. Он был… – Брен пожал плечами. – Пророком. Он стоял на пороге чего-то нового.
– Твой муж был прав, – сказали ИллСиб. – Что остановил его. Он был по-своему прав. Это все меняло. – Наступило молчание. – Так что им пришлось продолжать без него. А это долго.
– Они делают, что могут.