Посольский город

Ни тогда, ни позже, появляясь в городе, я не видела ничего подобного Фестивалю Лжецов. Прочие собрания были более хаотичными и, как я поняла, спонтанными. Одно время у Хозяев была мода на так называемые конвенции. Это были праздники Языка с куда более насыщенными программами, а не просто очередные фестивали вранья. Хозяева собирали в одном месте как можно больше нас, фактов, созданных под давлением необходимости и ставших элементами Языка, – одушевленных, неодушевленных, разумных и нет – и приходили глядеть на нас, говорить нас и теоретизировать нами, не приходя к консенсусу. Мы сидели и вежливо молчали, пока над нами и вокруг нас все пело, сопело и трещало новыми аргументами. Меня это интересовало куда меньше, чем то увлеченное вранье, которое я видела в первый раз.

Рты-подрезы и рты-повороты навевали на меня дрему своим непрестанным ревом и шепотом, пока Скайл пытался переводить. Хозяева ходили взад и вперед, разбивались на фракции. Насколько я поняла, полемика шла между теми, кто считал меня полезной фигурой речи, и теми, кто этого мнения не разделял.

По-моему, то были странные, ущербные дебаты. Среди Хозяев были такие, кто думал, что если бы меня заставили сделать не то, что я сделала, а нечто иное, то они могли бы говорить лучшие слова и, следовательно, думать лучшие мысли. Что я была бы полезнее тем, кто пользуется мною для точного выражения своей мысли; и что тогда они могли бы говорить мною о том, что не было мною, но было – по их утверждению – на меня похоже. Однако даже критики не могли объяснить, что это были бы за мысли, ведь они не могли их подумать.

– Но… – начал Скайл. Он был расстроен.

– Должно быть, эти мысли запрятаны очень глубоко у них в мозгу, – сказала я. – Из-за этого они сердятся? Что не могут произнести их?

– Подожди, – сказал он. – Один из них говорит о тебе так: «Это сравнение, и… это что-то новое». Я не понимаю. Не понимаю я.

– Ладно, дорогой, просто…

– Погоди-ка, – зашептал Скайл. – Они перешли к другим фигурам речи. – И он кивнул на наших послоградских спутников, на которых устремили свои взгляды Хозяева. Вдруг он в изумлении повернул голову. – Если я правильно понимаю… тот человек, Хассер – он нам солгал. Он не пример: он тоже сравнение, как ты.

Какие бы сомнения ни вызывала моя эффективность в качестве сравнения, польза от меня, очевидно, была: мода на языковые конвенции держалась несколько недель, и все это время Хозяева приглашали меня снова и снова.

Что-то разладилось между КелВин и мною. В те недели, когда мы занимались сексом, я дразнила их тем, что различаю их по прикосновениям: они, наверное, и сами знали, что в этом была доля правды. Когда мы впервые провели вместе ночь, я, как молоденькая девочка, млела от мысли, что сплю с послом. Однако это несколько наигранное головокружение быстро прошло.

Помню, какие они вызывали у меня ощущения, помню прохладу обручей на их шеях, этих минималистских драгоценностей, служивших усилителями мыслей, которые они посылали друг другу. Помню, как я наблюдала за их прикосновениями друг к другу – особая, ни на что не похожая эротика. И потом, сколько бы я ни улыбалась распутно, когда мне удавалось отличить одного от другого, это всегда была рискованная игра.

– Кел, – говорила я, указывая сначала на одного, потом на другого. – Вин. Кел… Вин. – Они то улыбались, то отводили глаза. Иногда, особенно поутру, я воочию видела различия между ними. Следы ночи – отпечаток подушки на лице, непохожие мешки под глазами. КелВин никогда не затягивали с уравниванием: проснувшись, первым делом запирались в коррекционной камере и выходили оттуда с гладкими лицами или тщательно скопированными недостатками.

Им не понравилось то, что меня стали регулярно приглашать на конвенции и конференции. Но служители не могли просто взять и отменить приглашение, которое исходило от Хозяев. Однажды, в приступе ярости, для которой я не давала никакого повода, КелВин заявили мне, что у послов, черт возьми, вообще нет власти, что прочие служители, визири и все остальные принимают решения, а ему и его двойнику и рта не дают раскрыть.

Мы стали ссориться, иногда. После одной особенно ожесточенной перепалки, которую, клянусь, начала не я, Кел или Вин на мгновение задержался в дверях, глядя на меня с выражением, которого я не могла понять, а его двойник ушел. Я тогда подумала, что, может быть, мне тоже не понравилось бы, если бы они занялись погружением. Хотя, скорее всего, мне было бы все равно.

– Мы в разных положениях, – сказала я тогда тому, который задержался. – Вы владеете Языком. Я принадлежу ему.

Среди Хозяев были те, которые предпочитали мое сравнение всем остальным и посещали каждое мероприятие с моим участием. Они превозносили меня над всеми аллегориями и риторическими приемами, воплощенными в других присутствовавших там женщинах, мужчинах и вещах.

– У тебя есть поклонники, – сказал Скайл. То были месяцы моей относительной славы.