Посольский город

Во всем остальном то было неплохое для меня время. Город жил в перерыве между сменами. Только углубляясь в такие дни, Послоград полностью становился самим собой, ничего не ожидая и не празднуя. Такое состояние называлось у нас штилем. Разумеется, все понимали истинное значение этого слова, но, как это часто бывает со словами, для нас оно означало само себя и в то же время свою противоположность. Только в такие тихие, однообразные дни, отрезанные на нашей окраине от всего иммера, без контактов, между миабами, мы обращались к самим себе.

Фиесты и зрелища по свободным дням в конце каждого из наших длинных месяцев, ленты и музыка на кривых улочках. Танцы детей в голографических костюмах, радуга из наложенных друг на друга прозрачных световых покровов. Вечеринки. Иногда официальные; чаще нет; иногда костюмированные; изредка без одежды.

Штилевая культура была частью нашей экономики. Каждое посещение извне приносило нам предметы роскоши и новые технологии, оживлявшие местный рынок и производство: преддверие визита неизменно сопровождалось ростом расходов и нововведений, люди тратились не только от радости, но и от сознания того, что скоро наши предметы потребления изменятся, а товары нового сезона станут дорогостоящей модой. Между визитами, в штиль, жизнь замирала, всего становилось не то чтобы мало, но в самый раз, и местные праздники не только отмечали ход времени, но и означали некоторое послабление режима экономии.

Как-то ночью я была в постели с КелВин. Один из них спал. Другой гладил меня по боку, шепотом поддерживая разговор. Редкий случай, быть только с одним из двоих. Меня так и подмывало спросить, как его имя. Кажется, теперь я его знаю. Я водила пальцем по его шее сзади, трогала обруч, аккуратно вставленный в изгиб пониже затылка. Я взглянула на его двойника, на спящую половину посла.

– Так стоит ли мне волноваться за Скайла? – спросила я. Спящий пошевелился, и мы на мгновение застыли.

– Не думаю, – прошептал мой компаньон. – Он что-то учуял, ты знаешь.

Я не поняла.

– Меня беспокоит не то, что он ошибается, – сказала я. – Меня беспокоит, что он… что…

– Но он не ошибается. Или, по крайней мере, – он что-то нащупал.

Я села.

– Ты хочешь сказать?… – Я встала и заходила туда-сюда, а спавший близнец проснулся и снисходительно поглядел на меня. Кел и Вин шепотом посовещались, и, похоже, решение далось им с трудом.

– Что ты хочешь сказать? – повторила я.

– В его словах есть некий элемент убедительности. – Теперь говорил недавно проснувшийся близнец.

– Неужели ты хочешь мне сказать…

– Нет. Я ничего не собираюсь тебе говорить. – Его голос был бесстрастен. Другой близнец посмотрел на него, потом на меня, сконфузился. – Ты просила нас приглядеть за ним, и мы приглядываем, и приглядывали. А заодно изучаем кое-что из того, о чем он говорит. При всей своей эксцентричности Скайл не дурак, и нет никаких сомнений в том, что этот Хозяин… – Он посмотрел на своего близнеца, и вместе они сказали: – Сурль/Теш-Эчер. – Половина КелВин, которая говорила до этого, продолжила: – …определенно следует очень странной стратегии.

Голая, я стояла у края кровати и смотрела на них: один лежал на спине, глядя на меня, второй сидел, подтянув колени к груди.

Признаю свое поражение. Я пыталась придать этим событиям некую структуру. Я просто не знаю, как это произошло. Может, причина в том, что я была недостаточно внимательна, или в том, что это случилось на самом деле, но почему-то мой рассказ не хочет становиться таким, каким я хочу его написать.

На улицах Послограда собирались толпы. Их центром, похоже, был Валдик. Теперь Валдик излагал теории моего мужа. Скайл даже в одержимости оставался человеком проницательным.

– Валдик Друман теперь в центре всего? – переспросил КелВин. – Валдик? В самом деле?

– Знаю, звучит неправдоподобно… – сказала я.

– Что же, он взрослый человек, и сам сделал свой выбор.

– Все не так просто. – Я понимала, что КелВин правы и не правы.

Большинство послоградцев ни о каких таких дебатах знать не знали и думать не думали. Остальные в массе своей сочли бы их несущественными, успокоив себя тем – а это и правда успокаивало, – что Хозяева не лгут, что бы там ни плела кучка взбалмошных сравнений. Для тех, кто знал о праздниках лжецов, пара-тройка Хозяев, исполненных решимости раздвинуть возможности Языка, была слишком туманным явлением, чтобы представлять собой проблему, особенно моральную. А значит, доля граждан Послограда, верящих в такую чушь, была смехотворно мала. Однако она все время увеличивалась.

Валдик разглагольствовал в «Галстуке» о природе сравнений и роли Языка. Говорил он путано, но трогательно и страстно.

– Нигде больше нет ничего похожего, – говорил Валдик. – Во всей вселенной нет другого такого языка. В котором каждое слово правда. Только представьте, что это значит – потерять такую редкость?

– Ты нечестен с Валдиком, – сказала я Скайлу в один из его редких визитов в бывший наш дом.

– Черт, он уже не ребенок, Ависа, – ответил он. Он собирал одежду и бумаги. И даже не взглянул на меня, роясь в шкафах. – Он сам знает, что ему нужно.