В экспедициях нам не раз встречались одни и те же ариекаи. Мы прозвали их Ножницы, Красная Тряпка, Скалли. При первых звуках передачи ЭзРа они навостряли уши так же быстро, как остальные. Но в остальное время они сотрудничали с нами, как прежде: по всей видимости, среди ариекаев тоже появлялись кадры вроде нас; те, кто, со своей стороны, тоже пытался поддерживать порядок. Им было труднее, ведь они были больны.
В Послограде тем временем стало все сильнее проявляться конструктивное начало. Школы и ясли заработали снова. Хотя никто не понимал, на чем теперь держится наша экономика, дежурные родители в основном не бросали своих подопечных, больницы и другие общественные учреждения продолжали работать как обычно. Суровая необходимость заставила горожан забыть на время о прибылях и взаиморасчетах, которые были двигателями системы производства и распределения в прошлом.
Не подумайте, однако, будто жизнь шла естественным путем. Послоград агонизировал. Возвращаясь из экспедиций, мы вступали на полные опасностей улицы. Нас сопровождали констебли. Рука не поднималась наказывать тех, кто решил встретить конец, пируя. К тому же мы и сами когда-то прошли через вечеринки. (Я все ждала, когда же я, наконец, встречу на одной из них Скайла: но он мне так и не попался.) Но комендантский час был непоколебим. За его нарушение констебли даже стреляли в людей, их валявшиеся на улицах тела потом прикрывали в программах новостей расплывчатыми клеточками. В Послограде то и дело случались драки, вооруженные нападения, убийства. Люди кончали с собой.
На самоубийства тоже бывает мода, наши стали печальными и драматическими. Многие, надев маску для дыхания, просто выходили на так называемую Оутс-роуд и шли из Послограда в город; но и там не останавливались, а продолжали идти, пока, как утверждали некоторые, не проходили его насквозь; они шли навстречу судьбе. Но самым распространенным способом для тех, кто видел единственный выход в смерти, была петля. По какому протоколу, не знаю, но редакторы новостей решили, что бескровные тела повесившихся можно показывать открыто. Мы привыкли к виду висящих мертвецов.
О самоубийствах послов в новостях не рассказывали.
МагДа показывали мне кадры, на которых тела Ген и Ри переплелись на одной кровати из-за спазмов, вызванных ядом.
– А где ШелБи? – спросила я. ШелБи и ГенРи были неразлучны.
– Исчезли, – ответили МагДа.
– Найдутся, – сказала Маг. Да добавила:
– Мертвыми.
– ГенРи не последние.
– Скоро это уже невозможно будет скрывать.
– Вообще-то, учитывая размеры населения…
– …уровень самоубийств среди послов превышает средний.
– Мы убиваем себя чаще других.
– Что ж, – сказала я. Ничего личного. – Полагаю, это неудивительно.
– В самом деле, – сказали МагДа.
– Ничего удивительного.
– А чему тут удивляться?
Мы переловили часть бродячих автомов и напичкали их софтом, какой имели, в надежде, что они поумнеют. Но они оставались непригодными даже для выполнения повседневных задач.
Эрсуль по-прежнему не отвечала ни на мои звонки, ни на звонки других, как я выяснила позже. Подсчитав, сколько дней я ее не видела, я устыдилась и внезапно испугалась. И пошла к ней домой. Одна: у нее были другие знакомые среди новых служащих, но, если что-нибудь из того, что я себе навоображала, действительно произошло, то я не выдержу, если со мной будет еще кто-то.
Однако она почти без промедления открыла на мой стук.
– Эрсуль? – сказала я. – Эрсуль?
Она приветствовала меня со своим обычным сардоническим юмором, как будто ее имя не прозвучало вопросом. Я ничего не понимала. Она поинтересовалась, как я поживаю, сказала что-то о своей работе. Я не перебивала ее, пока она наливала мне выпить. Когда я спросила ее, где она была, чем занималась, почему не отвечала на мои сообщения, она сделала вид, что не услышала.
– Что происходит? – спросила я. Мне надо было понять, что она знала о нашей катастрофе. Я задала вопрос, ее лицо-аватар застыло, вздрогнуло и снова стало прежним, а она, как ни в чем не бывало, продолжала свою бессмысленную болтовню и бесцельные занятия. На мой вопрос она не ответила.
– Пойдем со мной, – сказала я. Я звала ее работать с МагДа, с нами. Звала в город. Но, стоило мне предложить ей покинуть комнату, как снова повторялось заикание. Она словно перематывала назад пленку и, как ни в чем не бывало, продолжала болтовню о чем-то устаревшем или незначительном.
– Тут либо какой-то сбой, либо она делает это нарочно, – сказала мне потом замученная посольская программистка, когда я описала ей ситуацию. «Думаешь?» – вертелось у меня на языке, но она пояснила: с автомами такое бывает, они как дети, которые затыкают пальцами уши и поют «ничего не слышу».
Выходя от Эрсуль, я увидела на площадке перед ее дверью письмо, открытое и выброшенное. Она ничем не показала, что знает о нем, хотя я очень медленно наклонилась и, не сводя с нее глаз, подняла его.