Я скучала по иммеру. По его массивному месиву за иллюминаторами корабля, мчащегося к невообразимо далеким частям обыденной вселенной, погруженной в бесконечно древнее нигде. Я представляла себя пионером на исследовательском корабле, выстроенном для неожиданностей и дальних странствий, который преодолевает бурные потоки в опасных частях иммера, распугивая иммер-акул, отбивая атаки, как случайные, так и намеренные. В благородную миссию первооткрывателей я не верила, меня соблазняла сама идея, проект.
– Им пришлось бы строить заправочные станции, – сказала я. – К тому же здесь трудное для погружения место: понадобились бы дополнительные маяки. – Буи, наполовину в иммере, наполовину в пустоте обыденного, с огнями и их иммер-аналогами для ориентира приближающихся к планете кораблей. В ночном небе над Послоградом должны были светиться не только Руины. Его пересекали бы целые ожерелья огней. И пока корабли стояли бы под погрузкой, запасаясь топливом, продовольствием и химикатами для систем жизнеобеспечения, закачивая новейшую информацию и иммерсофт, их команды отдыхали бы в Послограде.
– Они хотят превратить нас в порт, – заключила я.
Уайат добавил:
– Последний порт перед непроглядной тьмой.
Послоград мог стать многокилометровым скоплением борделей, пивных и прочих злачных мест, где предаются порокам путешественники. Я много таких повидала вовне. Тогда у нас могли бы появиться уличные дети, собирающие по улицам урожай объедков и ворошащие мусор на городских свалках. Хотя не обязательно. Никто ведь не заставляет оказывать портовые услуги ценой разрыва всех человеческих связей. Я бывала и в других, более трезвых городах. Но трезвость требует усилий.
Владеть прекрасными, наполовину живыми машинами, редкостями, драгоценными металлами, молекулярная структура которых неповторима во всей вселенной, может быть, и заманчиво. Но владеть последним форпостом познанного мира, контролировать подход к трамплину для прыжка в новый, расширяющийся мир, – это не сравнимо ни с чем.
– А что там, снаружи? – спросила я.
Уайат пожал плечами.
– Не знаю. Тебе виднее, ты же иммерлетчица, но и ты не знаешь. Но что-то там есть. Там всегда что-нибудь есть. – В иммере всегда что-нибудь находилось. – Зачем здесь торчит этот маяк? – продолжал он. – Кто будет ставить предупреждающий огонь там, куда никому не требуется идти? Маяки ставят там, где опасно, но куда надо всем. Путешествие в этом квадрате иммера требует осторожности, но на это есть причины, как есть причины и на то, чтобы прилетать сюда – пролетая мимо по дороге куда-то еще.
– Они прилетят, – сказали МагДа. – Бремен.
– Чтобы проверить, как у них тут дела.
– У ЭзРа. Чтобы их проверить. – Они переглянулись. – Возможно, уже скоро.
– Скорее, чем мы думали.
– Сейчас больше пяти дней – уже долго, – огрызнулся кто-то из наших. – Нам вот-вот крышка.
– Да, но…
– Что, если мы…
Уайат был умен, проиграв партию, он делал все, чтобы спасти то, что у него осталось, хотя бы свою жизнь. Он все нам рассказал, но не от отчаяния, как могло показаться, нет, это была часть его стратегии, игры. Мы смотрели в стекло, за которым сидел Эз. Он поднял глаза и обвел нас взглядом, как будто видел всех нас.
17
Ариекаи отсиживались на своих крышах, прятались между мертвыми домами, бродили вооруженными группами: для защиты от неистовых бескрылых все стратегии были хороши. Ариекайские мертвецы валялись повсюду, между ними попадались кеди, шурази и терранцы, которых убийцы-ариекаи затащили к себе в город неизвестно зачем. Шастали стаи зелле, изголодавшиеся по еде и речам ЭзРа, брошенные своими былыми хозяевами и совершенно, хотя и неумело одичавшие.
Город уже перестал быть городом, от него остались лишь островки обветшавших построек в море войны без политики и победителей, без которых война не война, а какая-то патология. В каждом анклаве находились ариекаи, пытавшиеся оставаться теми, кем они себя еще помнили. Но их концентрации хватало не больше чем на час, а потом они снова впадали в подобие белой горячки. Их товарищи шептали слова ЭзРа самым слабым, подражая тембру посла. Это были просто слова, предложения. Но иногда бившиеся в конвульсиях ариекаи возвращались в полусознательное состояние: этого бывало достаточно для того, чтобы они вспомнили о деле.
Между чудом уцелевшими поселками бродили настоящие умалишенные, которые даже не знали, что их бьет дрожь, хотя тряслись, как в лихорадке, и охотились только за едой и голосом ЭзРа, а еще друг за другом. Зато тех, которые сами себя изувечили, стало заметно меньше. Я даже подумала, что они, может быть, вымирают.
Местами нам пришлось перенести свои баррикады назад, сдав еще часть Послограда оратеям. Это совпало с неожиданно начавшимся исходом из города Хозяев – мы еще звали их так иногда, в приступах черного юмора. Ариекаи маленькими, но постоянно увеличивавшимися группами находили отверстия, через которые трубопроводы связывали город с деревней, где производили биомашины, и с дикой природой. Вдоль этих труб они и уходили прочь.