Все стояли, разбившись на четыре изолированные группы. У большой статуи богини, расположенной по центру одной из стен, на алтаре которой сияла золотом и драгоценными камнями корона Элама, на золотых табуретах в ряд сидели жрецы и военные в разукрашенных золотом и драгоценными камнями одеждах. Посередине находился сам верховный жрец богини, справа от него сидели два его ближайших советника. По левую руку расположились командующий эламской армии и его заместитель. Перед главным жрецом на небольшом столике из черного дерева лежали два опечатанных небольших ларца. У противоположной стены стояли послы иностранных держав и городов, знатные эламцы и военачальники. По правую руку от богини спереди на серебряном табурете сидел Пели. Сразу же за ним стоял Хутрап, еще дальше стояли его сторонники, среди которых находились Скандинав и Набонасар. По левую руку от богини впереди также на серебряном табурете расположился Энпилухан, молодой человек, едва разменявший двадцать пять зим, с нервным лицом, которое он изо всех сил старался сохранить спокойным, но по которому то и дело пробегала радостная улыбка, сын покойного царя, от завещания которого зависело, кто станет царем Элама. По левую руку от Энпилухана стояла ослепительно красивая девушка в присущей царям одежде с серебряной тиарой на уложенных в сложную прическу волосах, выгодно оттеняющей ее бронзовое лицо, хранящее спокойствие и уверенность. В руке она держала небольшой завернутый в золотистую ткань сверток. Дальше сзади стояла большая группа вельмож, поддерживающих Энпилухана.
В красавице почти невозможно было узнать знакомую скандинаву и Набонасару Энинрис. Теперь то была не та простая девушка, а всемогущая Иранна, невеста и будущая жена Энпилухана, перед которой скоро будут преклоняться все без исключения. Окинув взглядом сопровождающих Пели людей, она сразу же разглядела среди них Хутрапа, скандинава и Набонасара, и ее губы тронула презрительная усмешка. Заметив эту усмешку и прекрасно поняв, в чей адрес она предназначена, вспыльчивый Набонасар встрепенулся, однако стоявший рядом скандинав молча незаметно сдавил ему руку. Сильная боль сразу же отрезвила Набонасара. Он даже ойкнул, невольно привлекая внимание окружающих, но тут же взял себя в руки.
Тем временем жрецы, играющие главенствующую роль, закончили произносить молитвы и вступительные речи и приступили к главной части действа.
– Теперь я могу огласить тайну, которую мы, жрецы, скрывали много лет. Сложив вместе принесенный свиток и свиток, находящийся в этой запечатанной шкатулке, – верховный жрец поднял ее в правой руке, – мы должны прочитать всего три слова. Что это за слова, мы узнаем из свитка, находящегося в этой шкатулке, – и верховный жрец поднял другую шкатулку левой рукой, – но прежде я желаю, чтобы обе претендующие на корону стороны и присутствующие здесь послы удостоверились, что печати не нарушены и что свитки подлинные. Я прошу выбранных представителей подойти ко мне.
Заранее выбранные представители – по три человека от посольского корпуса и от каждой из сторон – подошли к столику и осмотрели ларцы. Они подтвердили, что печати принадлежат старому царю и что они не нарушены.
Верховный жрец сломал печать на контрольной шкатулке, разрезал опоясывающий ее шнурок и, открыв крышку, извлек из нее небольшой свернутый в трубочку свиток.
– Читайте, что на нем написано, – сказал он и передал свиток стоявшим рядом представителям.
И один из них, осторожно развернув свиток, громко произнес три написанных на нем слова; этими словами были: доставивший свиток – царь.
В большом зале стояла такая тишина, что слышен был звон какого-то одинокого комара, вовремя не спрятавшегося от уличного зноя, случайно залетевшего сюда и радующегося прохладе помещения.
Следом церемонию доставания прошел свиток, который находился во второй шкатулке. Он был не просто свернут, а прежде сложен, а затем свернут, так что вид его пока еще оставался тайной.
Но разворачивать его верховный жрец пока не спешил. Надо было довести церемонию до конца.
Зная, что только у Энпилухана находится завещание и решив сократить до минимума время церемониала, верховный жрец сразу же обратился к нему:
– Готов ли ты, Энпилухан, предъявить завещание твоего отца, усопшего царя великого Элама?
– Да, готов, вот оно! – сказал тот. Ожидавшая эти слова Иранна танцующей походкой направилась к верховному жрецу, передала ему завернутый свиток и вернулась на место.
Иранна была единственной женщиной, допущенной на церемонию. Нельзя было не залюбоваться прекрасной девушкой, и по рядам наблюдавших за церемонией мужчин, как сторонников Энпилухана, так и его противников, прошла волна оживленного восхищения. Тишина сменилась всеобщим оживлением. Для большинства находящихся в зале стало понятно, что вопрос о царе практически решен.