Посреди России

Он накинул ее фуфайку и вышел во двор.

За деревней по-прежнему стрекотал трактор. «Испугался, — с гордостью за себя и жену подумал председатель. — Пусть пашет, а проучить надо будет, чтобы другим наука была». Закурил с облегчением.

В последние два года, как принял колхоз, он стал замечать в себе, что любит в деревне потемки — никто не видит и не беспокоит. Из потемок он мог спокойно наблюдать жизнь деревни, что теплилась в проемах освещенных окон. По дрожи занавесок мог понять, спокойно в доме или нет, если громко кричит радио — значит, дома одни ребятишки или пьяный хозяин; зажглись в доме все окна — пришли гости на посиделки и говорят о чем-то, может и про него; светится окошко во дворе, в хлеву — хозяйка у скотины, ждет отела или хлопочет у заболевшей коровы, — все это и многое другое, что он в общем-то знал с детства, теперь усвоил по-особому, усвоил как сигнальные знаки чужой жизни, но в глубину ее по-прежнему еще не мог проникнуть.

Он вышел на середину дороги, покрытой нетолстым слоем мягкой пыли, и заметил, как плыли в поле, покачиваясь, яркие фары трактора. Но вот они мигнули и погасли — зашли за дома, но мотор продолжал работать ровно, без рывков, на одном режиме.

«Пойду взгляну!» — неожиданно для себя решил председатель.

Он прошел по середине дороги до конца деревни и вышел в поле. Темнота в просторе показалась ему жиже. Ботинками он легко нащупал край пахоты и направился по самой кромке к тому месту, где трактор будет делать разворот. Трактор возвращался с другого конца поля и шел прямо на председателя. Вот уже ослепил его, но прошел мимо, развернулся и почему-то не остановился. «Как так? Видел и не остановился! Ну, я ему сейчас!»

Пришлось ждать, когда трактор вернется опять. Становилось немного холодно от вечерней сырости, и злость на Рябка усилилась.

Трактор приближался опять. Председатель заранее стал делать требовательные знаки руками, но трактор и на этот раз спокойно развернулся, опустил поднятые плуги в землю и двинулся снова. Председатель кинулся к нему и дважды ударил кулаком в желтый бок кабины:

— Стой! Стой, говорят тебе!

Трактор остановился.

— Вылезай! — крикнул председатель что есть силы.

Мотор приглох. Дверца открылась.

— Я вот тебе сейчас стукну по толстым-то губам! Так стукну — блин сделаю, понял?

— Генка? А ты чего тут, за Рябка, что ли? — опешил председатель.

— Не твое дело! — отрезал Генка. — Передай своей балаболке, что поле к утру будет готово, как в сказке, но если вы привяжетесь к Рябку — не молите бога!

— А на меня-то ты за что кричишь?

— За что, спрашиваешь? А за все!.. Уйди! — и замахнулся ногой.

Председатель отскочил и набрал в ботинки земли.

Трактор снова взревел, полоснул по полю светом и чем дальше, тем шире и бледнее освещал землю. Вдали, у самых кустов, что-то мелькнуло, и председатель не сразу понял, что это легким комом метнулся заяц.

— …а …а …а!.. — донеслось из трактора, но ничего было не понять из-за шума мотора.

А понять хотелось.

14

Рябков-старший уже прогнал стадо, прошли с утренней дойки доярки, когда Генка закончил пахоту. Все поле чернело на всходе свежей вспашкой, знакомо пахло. «Ну, вот и все!» — облегченно вздохнул он. Ночью ему хотелось есть, но к утру аппетит пропал, только тянуло пить. Все тело обмякло; в голове гудело и тупо давило виски. Генка знал: это от шума. У Рябка в кабине торчал обломок зеркала (по слухам, Рябок был без памяти влюблен в Машу Горохову). Генка заглянул в него и увидел испачканное лицо, красные глаза — все как тогда, в юности, даже осколок зеркала в кабине, только Гутька уже не ждет его у Синего камня…

«Надо помыться! — решил. — Потом посплю часок-другой и побегу в город, в больницу. Три часа — и там».

Он направил трактор к ручью, к тому месту, где немного ниже моста была сделана купальня у дедовской плотины. Там было поглубже, там можно было раньше зайти по горло и выкупаться, будто в настоящей реке. Немного глубины осталось и сейчас… Еще издали забелели обсмыканные ребятней берега купальни, но Генка не доехал; около моста, где накануне он переезжал ручей с пеной, трактор заглох. «Во как! Вся горючка до капли!» — улыбнулся Генка.