Расстроенный, побрел Рябок домой, а Генка поехал к кузнице, держась по-за деревне и закрывшись в пыльной кабине, чтоб его не узнали. Электродов в кузнице не оказалось. Кузнецов — тоже: обедали. Они должны были, судя по времени, уже прийти сейчас, но он не стал дожидаться и пошел прямо домой к Сизову. Кузнец уже давно отобедал и отдыхал на полу, на своей блестящей фуфайке. Он выслушал Генку, приподнял одну бровь, вспоминая что-то, потом неторопливо поднялся, откуда-то из-за печки достал два прутка электродов, потом подумал и дал еще.
— Ты идешь? — спросил Генка.
— Полежу чуток, спина чего-то, — и Сизов снова прилег на фуфайку, придерживая спину.
Вчера он сажал картошку.
Рябку не сиделось дома, он уже торчал у кузницы и опять хныкал, не поднимая на Генку покрасневших глаз:
— Ну вот! А теперь свет отключили! Доездились…
Пока сидели — проснулась Валька-бригадирша. Пришла к кузнице и напустилась на Рябка, но Генка остановил ее:
— Не ори! У него текущий ремонт!
— Я уже знаю, какой у него ремонт! Вот если сегодня он не вспашет это поле — плакал трактор! Скажу Анатолию, и он отдаст его Шурке Рубцову.
— Ты что — сдурела? Такое поле за вечер допахать, да тут на две смены работы! — возмутился Генка.
— Как сказала, так и будет! — поджала она губы.
— Да ты взгляни спросонья-то: ведь это поле немного меньше того, что к железной дороге!
Но Валька не оглянулась, и по ее гладкой, тугой спине, вдруг налившейся злостью, трактористы поняли, что она сдержит слово. А угроза немалая. У Рябковых восемь человек. Мать больная, даже с хозяйством дома не справляется, а работают только отец да вот он, Рябок, старший сын. Генка хорошо знал это. Дали ток.
— Ты не горюй! — бодро сказал Генка, поднимаясь с пожарного ящика. — Где наша не пропадала!
Серьгу он приварил быстро, но Рябков опять был огорчен: Генка поехал к Синему камню доставать «пену» и свои камни. Там они провозились больше часа, потом привезли все к архиповскому дому, разгрузили у самого крыльца. Только в шестом часу вечера поехал Рябок пахать, а Генка принялся за свое дело.
Он принес заступ, разровнял землю у крыльца и ломом понемногу — то с одного, то с другого конца — подвинул плиту на подготовленное место. Она легла как раз напротив ступени крыльца, и сразу подход к нему заиграл. Теперь вместо грязи лежал белоснежный мрамор!
«Вот так у нас! Знай Архиповых!» — торжествовал Генка.
Он стаскал за сарай дровины, разгреб во дворе мусор и заровнял ямы. Теперь оставалось главное — поставить у крыльца льва. Он попробовал — одному не сдвинуть и с места. Поджидая кого-нибудь, Генка пока выкопал яму той же глубины, на какую был погружен цоколь льва в Грачевнике, потом вышел к аллее и вскоре окликнул Василия Окатова. Василий подошел, посмотрел на изменения во дворе и помрачнел.
— Чего насупился? Подумаешь, плиту с могилы взял!
— Да я ничего.
Василий и в самом деле был недоволен, но только потому, что знал про желание своего дачника купить Генкин, а не их дом. Конечно, после таких перемен дачник мог купить Генкин дом и купит, вот только придет из больницы, но это значило для Василия, что не погулять ему на тещины денежки…
— Помоги поставить, — указал Генка на льва.
— Не взять вдвоем, — вяло ответил Василий, но совсем отказаться не посмел, хотя и надо было.
Ждать пришлось немного. Прогнали стадо, и появился Рябков-старший. Генка крикнул ему. Рябков свернул, повесил на березу кнут, подошел и стал дивиться.
— Потом, потом! — возбужденно суетился Генка. — Давай ставить сперва!
Втроем ломами они с трудом подвинули каменное изваяние к самому краю вырытой ямы.
— А ну, взяли! — скомандовал Рябков.
Фигура съехала в углубление, срезав внутрь землю, и косо легла на один бок.
— Ничего, ничего! Мы ее сейчас лагой! Давай лагу! — расходился Рябков своим хриплым, навсегда сорванным по выпасам голосом, простуженным на холодных росах.
Генка принес из-за сарая две толстые жердины, подал их помощникам — Василий неохотно взял, — а сам схватил лом. Подсунув лаги, налегли, и лев выпрямился. Срочно забутовали яму вокруг цоколя, потрамбовали камень с землей. Закончили.
— Ай да собаку Генка завел! И кормить не надо — ну и ну! Экономия! И подход-то сделал к крыльцу — красотища! Теперь невесту-царевну к такому крыльцу надо вести. Нет, это ты хорошо сделал. Лев — не так важно, а вот подход — красота. Никакой пьяный не споткнется. У тебя там нет?
— Пойдемте по рюмашке.
Василий не стал заходить к Генке и, расстроенный, ушел домой. Рябков смотрел ему вслед и боялся, не передумал бы Окатов, и тогда мало достанется на троих, но тот благополучно дошел до дома и скрылся за палисадником.
— Чего это он? — радостно спросил Рябков.
— Не знаю, — не стал раздумывать Генка и все смотрел на льва, на плиту, гордясь своим делом.
— Ну, так пойдем, коль есть… — напомнил Рябков.
— Иди, я сейчас…
Рябков вошел в дом, а Генка еще остался стоять на крыльце. Он любовался преобразившимся двором. Ему даже в какой-то миг вдруг стало жалко продавать свой дом, но он отогнал это никчемное чувство.