— Да уж теперь какая красота, — отмахнулся отец, направляясь к лестнице. — Раньше лес был. Лоси, бывало, спали за дворами, на опушке. Выйдешь утром, а они и встают, будто тебя дожидались. Встанут — и пошли-поколыхались в сосняк, только лежки после них желтеют. А волков, а лис, а зайца, а другого зверья? Пропасть! А теперь вот лесу не стало — и зверья нет.
— Грустно.
— Куда же денешься: лес нужен… Осторожнее тут, не упадите, круто!
Когда все спустились вниз и прошли в избу, к столу, отец несмело спросил, кивнув при этом на Лену:
— Так можно будет помочь или трудно?
— Помочь в этом серьезном деле нелегко, но я обещаю. Завтра за нами придет машина из лесхоза — есть договоренность, — так что пусть едет с нами. Поедешь, Лена?
Лена смутилась и просительно посмотрела на отца.
Тот растерялся от такого поворота дела: уж больно скоро все решается, да и мать не велела приезжать так рано…
— Я считаю, что именно завтра надо ехать. Вместе пойдем сдавать документы. Там же переговорю с одним человеком… Дело это не слишком этично, но что делать? Надо поступить.
— Надо бы, — вздохнул отец.
— А раз надо… Словом, завтра едем! Я сделаю все, что в моих силах.
— Тогда уж мы в должниках будем ходить, — заметил отец.
— Нет-нет! — Вадим перехватил поудобнее пачку досок, потупился, и вдруг Лена снова заметила у него настороженный взгляд.
— У меня к вам еще одна нескромная просьба: подарите мне и вот эту икону, — он кивнул на угол.
Отец молчал. Ему не было жалко, пожалуй, но расстаться так просто с привычной деталью обстановки, с последней памятью о своей матери ему было нелегко, да и жена не похвалит за такое самовольство — это точно.
— Я понимаю ваше затруднение, — тотчас вставил Вадим. — Я не имею права опустошать этот угол, но мы заменим любой другой вот из этих или из тех, что есть у нас в палатке. Для вас нет большой разницы, а для меня, да, пожалуй, и для науки, это в некотором роде находка. Прошу вас, если можно…
— Да можно-то — все можно…
— Мне уже представляется, как где-нибудь в музее будет висеть эта икона, а внизу надпись: «Найдена в селе таком-то…» — в вашем селе. Утром она поедет вместе с нами и найдет достойное место.
— Ладно, — тяжело вздохнул отец. — Авось матка не заметит!
Нет, не беспутный был народ эти туристы-искатели, когда надо, то и они могли встать рано. В назначенный час — ровно в семь — они уже сидели на берегу. Ждали. Машины не было в семь. Самый длинный турист оказался самым беспокойным, он вышел на дорогу к церкви и стоял там, на возвышении, всматриваясь в проселок. Вадим тоже не выдержал, стал прогуливаться, скрестив на груди руки, один толстячок остался сидеть на связке икон, подозрительно посматривая спросонья по сторонам.
Отец Лены топтался по двору без дела. Он впервые так серьезно и тревожно думал о дочери. Ему казалось, что дочь выросла слишком быстро и он не успел как следует нанянчиться с ней, насмотреться, а теперь… теперь уже поздно: она почти отрезанный ломоть. Выросла, а еще глупа. Как пустить ее с чужими парнями? В Вадиме он не сомневался, этот хороший, а как другие? Надо бы накануне пригласить всех к ужину, присмотреться.
На крыльцо вышла с большой сумкой, набитой одеждой, Лена.
— А матке чего скажем? — спросил отец.
— А ничего, — наклонила она голову набок.
— Как это — ничего? Она спросит, почто уехала раньше? Почто, скажет, ты ее отпустил?
— Я скажу, что сама уехала.
— Сама… Она те задаст трепку, вот те и будет сама!
— Тихо, папа! — оглянулась она на угол дома.
Помолчали.
— Все ли собрала? — спросил отец.
— Все: книжки, два платья, кофту, туфли.
— Деньги-то в лифчик зашпили.
— Зашпилила.
— Юбку-то больно коротку надела.
— Все так носят.
— Все, да не все… — нахмурился он, стараясь быть как можно строже, но она-то знала, что в этих родных морщинах строгости не удержаться и минуту.
От церкви раздался свист.
Лена подбежала к калитке. Выглянула.
Длинный еще раз свистнул, замахал ручищами — машина! Тут же кинулся к своей связке на берегу.
Лесхозовский «козлик» развернулся у самой калитки, пропыленный, пышущий жаром.
Лена забралась через открытое сиденье так быстро, что отец ничего толкового не успел ей сказать, только и крикнул:
— Скажи матке, чтобы скорей приезжала, нечего там…
Инженер леспромхоза, с которым у Вадима был договор, вышел размять ноги. Закурили, лениво перебрасываясь словами:
— Все лесок сводим? — спросил Вадим.
— Понемножку.
— Сколько срезаете?
— Семнадцать миллионов кубиков по всем хозяйствам.
— А прирост?
— Десять вроде…
— Надолго ли хватит?
— Как раз мне до пенсии — дюжину лет.
Инженер поплевал на окурок и тщательно, с лесной осторожностью, затоптал его.