Посреди России

Вода в озере, как и у ее дома, была такая же теплая и прозрачная, хотя вблизи, у деревянного настила, купались и прыгали с самодельного трамплина — с длинной, гибкой доски — мальчишки. Лена посмотрела, как ловко вонзались они в расколыханную воду, не торопясь умылась, а сама все чувствовала взгляд Сашки. Не выдержала, выглянула из-под берега — сидит за рулем, насупился. Рубаха — запыленная синева — выбилась из-за пояса.

«И чего смотрит? Подумаешь…» — по-прежнему не без тревоги подумала она, но тут же в ней шевельнулась жалость к Сашке — ведь дома даже не простилась с ним. Но уже не было ни времени, ни сил подойти и поговорить. Она в эти минуты была охвачена ожиданием теплохода как своей судьбы.

Длинный стоял около вещей, что семафор. Он лишь на секунду опустил голову, взглянул на подошедшую Лену и снова уставился вдаль, за пристань, где уже началась посадка.

От кассы семенил в гору толстячок.

«Пора!» — подумала Лена. Она набралась духу и пошла за магазин. Ей хотелось крикнуть: «Сейчас отходит!», напугать тем самым Вадима и художника, засмеяться, увлечь их скорей к этому белому плавучему чуду у пристани. Она торопливо зашла за угол и остановилась в неловкой позе, на каком-то неудобном полушаге. То, что она увидела, сначала удивило ее.

Вдоль глухой стены магазина стояли выстроенные в ряд иконы. Большие и малые, старые и поновей, в медных, серебряных, позолоченных окладах и без них. Этот развернутый в линию иконостас около кишащей мухами помойки с разбитой крышкой был так неожидан, что Лена опешила. Вадим стоял к ней спиной и шелестел деньгами. Напротив стоял художник, у него на плече висела вышитая матерчатая икона, которую Вадим нашел на дне ларя, под мышкой была зажата другая, а третью — бабкину память, которую Вадим выпросил под конец у отца, художник зажал коленями, торопливо тормоша бумажник.

— Та-ак… — довольно произнес художник. — А за досочку, за Спаса, значит, тридцать? Хорошо-с!

Вадим принял от него деньги еще, оглянулся и увидел Лену. Он попытался изобразить улыбку, однако из этого ничего не вышло, и он поспешно отвернулся.

«Что же это?» — подумала Лена. Она невольно сжалась, согнулась, ушла в себя, как улитка.

— Леночка, мы вот тут обмениваемся… — начал было Вадим, оправившись от неожиданности.

Лена молча сделала шаг назад, скользнула ладонью по щелявому углу лавчонки и кинулась к своей сумке.

— Успеем, — проворчал сверху над ее головой длинный, но Лена схватила сумку и бросилась в гору, назад от пристани.

«Ни за что! Ни за что!» — твердила она, едва сдерживая слезы. Она перевалила за гору, но и тогда не остановилась: ей все казалось, что за ней побегут.

Но никто не шел, не бежал.

Она присела на пыльную, пожухлую траву.

Через несколько минут заурчал мотоцикл. Она уже знала: это Сашка. Он пролетел мимо, отчего ее сердце жалобно дрогнуло и слезы полились по щекам, но вот он развернулся метрах в ста, снова подъехал и заглушил мотор.

— Домой, что ли? — спросил он голосом, в котором сквозили обида, радость, деланное безразличие и нежность.

— Домой, — кивнула она, вытирая щеку о плечо.

— Садись.

Но мотоцикл не заводился. Сашка нажимал до ожесточения, до бешенства железную ручку стартера, продувал декомпрессором, но ничего не выходило, даже не схватывало. Он проверил искру — есть искра. Тогда он еще ожесточеннее стал лягать эту разнесчастную заводилку, пока не сбил на ней шлицы.

— Давай в гору! Толкай! — прохрипел Сашка.

Они втолкали мотоцикл на самую вершину горы. Развернулись.

— Теперь все в порядке. Садись!

Лена села позади Сашки в удобное седло — впервые в жизни! — оглянулась.

Сверху она увидела отвалившую от пристани «комету», а еще дальше в ту же сторону, к Петрозаводску, уходил огромный сухогруз с лесом.

— Наплюй на все, — сказал Сашка. — Пойдем осенью леса сажать, слышишь?

— Слышу.

— Я мотоцикл с коляской куплю — Колька Сизов продает, шофер лесхозовский, — удобнее будет.

Он оттолкнулся. Мотоцикл сначала тихо, потом все быстрей покатился вниз, а когда на середине горы Сашка врубил скорость, в выхлопной трубе что-то ухнуло, знакомо пахнуло гарью — завелся.

— Держись за меня! — весело крикнул Сашка и быстро оглянулся.

Лена увидела на миг его радостные глаза и ткнулась виском в надежное, потное Сашкино плечо.

ЧУДО Рассказ

Танечку привезли еще по снегу, но пока она привыкала к новому месту, тоскуя по маме, в окошко комнаты, где бабушка каждый вечер делала ей постельку, уже заглянула весна. Почернела в деревне дорога, с крыши потянулись и вскоре иссякли сосульки, а в середине белого поля и у стены сарая показалась земля. Дни стали длинные, радостные, а когда на березе заскворчали черные, как самоварные угли, птицы, Танечка стала выходить на улицу одна и подолгу играть у вытаявших дров. В первый же день она с удивлением заметила, что деревья, дома, сараи и вся деревня, еще недавно тонувшие в снегу, вдруг открылись со всех сторон и стали выше.