Посреди серой мглы (ЛП)

— Давай! — закричал он и потащил маму за локоть в здание.

— Я сейчас вернусь, — сказала мама через плечо, и дверь за ней захлопнулась.

— Я сейчас вернусь, — сказала мама.

— Но как ты думаешь?.. — спросила я.

— Думаю, ты просто очаровательна, — ответила мама и отступила назад, любуясь моим платьем.

— Хорошо, — сказал портной, втыкая булавки в свою атласную подушечку. — Всё, что нужно, сделано. Можете переодеваться, только аккуратно: там ещё не пришито, только подколото.

— Встретимся на улице, — сказала мама через плечо и покинула помещение.

— У вашей мамы прекрасный вкус в одежде, — заметил портной.

Он был прав. Платье получалось замечательным. Мягкий серый цвет оттенял мои глаза.

Я переоделась и вышла на улицу, где на меня должна была ждать мама. Но её там не было. Я окинула взглядом ряд цветных витрин — и не увидела её. Дальше по улице открылись двери — и вышла мама. Синяя шляпка подходила под её платье, что шуршало возле ног мамы, пока она шла. Неся два рожка мороженого, она улыбалась, а на руке у неё качалась сумка для покупок.

— У мальчиков сегодня свой день, а у нас — свой, — сказала мама. Её красная помада сияла. Протянув мне мороженое, она подвела меня к лавочке. — Давай присядем.

Папа с Йонасом пошли на футбольный матч, а мы с мамой утром отправились за покупками. Я лизнула ванильный пломбир и откинулась на спинку тёплой лавочки.

— Как приятно присесть, — выдохнула мама и взглянула на меня. — Ну вот, с платьем всё сделали. Что дальше на очереди?

— Мне нужны угольки, — напомнила я.

— А, точно, — сказала мама. — Угольки для моей художницы.

— Нужно было нам с ней идти, — сказал Йонас.

Братик был прав. Но мне не хотелось снова находиться возле командира. И мама об этом знала. Мне следовало пойти с ней. Теперь она была с ними один на один, без защиты, и виновата в этом я.

Я подвела Йонаса к краю здания возле грязного окна.

— Будь здесь, чтобы белокурому было тебя видно, — сказала я Йонасу.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Хочу подсмотреть в окно и удостовериться, что с мамой всё хорошо.

— Лина, нет!

— Будь здесь, — велела ему я.

Белокурому на вид было не многим больше двадцати. Именно он отвернулся, когда мы раздевались. Он достал складной ножик и чистил им ногти. Я пробралась к окну и привстала на носочки. Мама сидела на стуле и смотрела себе на колени. Перед ней на уголке стола примостился командир. Он листал бумаги в какой-то папке и что-то говорил маме. Затем, закрыв папку, положил её себе на колено. Я оглянулась на охранника, а после постаралась подтянуться повыше, чтобы было лучше видно.

— Лина, хватит. Андрюс говорит, что если будешь их злить, тебя пристрелят, — прошептал Йонас.

— А я ничего такого не делаю, — ответила я, повернувшись к братику. — Я просто хотела удостовериться, что с мамой всё хорошо.

— Но не забывай, что случилось с Оной, — сказал Йонас.

А что случилось с Оной? Неужто теперь она в раю со своим ребёночком и нашей бабулей? Или, может, её душа носится над эшелонами, над толпами литовцев и ищет своего мужа?

Такие вопросы скорее для папы. Он всегда внимательно относился к моим вопросам, кивал и обдумывал всё, прежде чем ответить. Кто теперь будет отвечать на мои вопросы?

Было облачно, но тепло. Вдали, за избушками, виднелись сосны и ели, между которыми простирались поля. Я огляделась вокруг, запоминая пейзаж, чтобы нарисовать его для папы. И задалась вопросом, где же Андрюс и его мама.

Некоторые здания были в лучшем состоянии, чем наше. Вокруг одного, к примеру, имелся забор, возле другого — небольшой сад. Я их нарисую — грустные и сощуренные, почти без единого пятнышка света.