Академик перевел дух.
— Веришь в то, что государство, отбирая все, поступает хорошо, — продолжил он, — в то, что голодать хорошо. А сдавать родственников на консервы патриотично. В то, что убийство каких-то сепаратистов спасет Россию, а новый Президент не дурак и марионетка, а самбист и душечка. Ты даже считал, что получаешь зарплату, а не сам ее зарабатываешь. Чтишь чиновных ослов. И знаешь, что без них, сплоченных вокруг державного престола ты безнадежен. И ведешь себя, так как будто мир создан Президентами и царями, а не боженькой в любом из его проявлений.
Академик вздохнул и отчаянно покрутил своей крупной головой, как-бы отгоняя дикие видения и мрачные сомнения.
— Вас таких, — продолжил он, — у нас не много, но есть. Другие выпускают животные инстинкты, бегут из армии, не работают на заводах, удирают из школ. Убивают педагогов, взрывают отцов-командиров, отстреливают заготовителей и безопастников. А когда попадают к нам видят разницу и живут счастливо. А вот вы умники совсем другие. Вам разумное объяснение подавай. Все вам не понятно: жрешь в тепле, пьешь в тепле, на работу не гонят. Но, то жестокое государство, что тебя гноило, ты любишь. Как собака жестокую хозяйскую палку.
Седов молчал. Академик был совершенно прав.
— Да! — повысил голос Академик, — ты себя второсортным считаешь. Мол, здесь оказался, не мерзну, за трудочасы не работаю, власти славу не пою. Значит неполноценный. Так!
Седов опустил голову.
— Тогда пошел вон! — крикнул Академик и его седеющие волосы затряслись как стебельки травы на ветреном лугу, — вон пошел, пока не поумнеешь! Вон! И не возвращайся пока душу или хотя бы разум свой не очистишь!
— Отсюда можно связаться с семьей, друзьями? — поинтересовался Седов.
— Нет, — отрезал Академик, — связь и любое сообщение между поверхностью и подземельем отсутствует.
— Я думал, что может, есть обходные пути?
— Нет.
— И для вас?
— И для меня и для всех. Разговор уже закончен. Если ты не понял! — резко выговорил Академик.
Тогда Седов поднялся и вышел.
С тех пор прошло уже два месяца и у Седова появилась новые вопросы. Их надо было обсудить, но встречи с Академиком он побаивался. Но вчера он поговорил с Танькой и она сказала, что Академик как —то уже справлялся о нем, и даже предлагал поговорить. Седов ухватился за это. И сегодня его ждал этот бешеный знаток подземелья.
Время было нелимитированно, но откладывать Седов не хотелось. Он неспешно надел хорошую английскую тройку, аккуратно затянул галстук. В таком наряде здесь можно было ходить всегда, но Седов, соблюдал иерархию рабочих и выходных дней, и не опускался до украшения будней этакой роскошью.
Вдев запонки, Седов постоял перед зеркалом. Ему уже за сорок, ни работы, ни семьи, ни документов. Он ссыльный узник навечно. Узник с холеной рожей, в английском костюме и на полном барском обеспечении. Седов мрачно улыбнулся, посмотрел на пальцы — сегодня надо зайти и сделать маникюр, а то лак уже слез и ногти отросли. Некрасиво.
Седов подошел к обувной полке красного дерева и сменил шлепанцы на черные кожаные туфли. Потом неожиданно громко щелкнул выключателем света и вышел.
Танька вчера сказала, что Академик будет ждать его у платанной роще, что у ближнего озера. Поэтому Седов и решил прогуляться.
Переход к роще был наиболее приятным отрезком пути. Здесь не толпилась молодежь, и не гуляли мамаши с их колясками, редко скользили электромобили с отпускниками. Длинный переход был весь в густом кустарнике.
Дышалось здесь хорошо.
Седов упругой походной шел по зеленой траве, отодвигая ветки кустарника. Даже сейчас он не мог заставить себя шагать медленно, не по рабочему.
«Чертов темперамент, — подумалось ему, — он опять меня толкает вперед и вперед».
Как ни хотел он избежать ненужных встреч, но все равно по дороге попался какой-то поэтичный кадр с огромным блокнотом и фотоаппаратом. Пришлось с ним чинно раскланяться.
кустарник постепенно перерос в рощу. Крупные деревья были аккуратно разделены полосками черной земли. Эта роща тянулась на многие километры и была устроена в старом туннеле, из которого выбрана порода. Так что никто не был в ущербе.
Роща была прорежена, в ней работали лесничие. Кто-то договорился до того, что здесь разведут и зверей.
«Зверей, — хмыкнул про себя Седов, — вот хватили. Зверей им подавай. Настоящих, живых зверей. Хотя после того, что здесь есть. Ничего не кажется нереальным. Не удивлюсь и местным зверям».
Заросли становились все гуше и гуще.
— К тиграм захотел, — резко одернул Седова властный голос.
Седов обернулся и увидел Академика. Тот стоял у небольшого деревца и ковырял пальцем кору. Смола янтарной слезой выступала на поверхности коры. Академик видимо испачкал палец и стал тереть его о кору.
— Теперь, наверное, не очистишь, — сказал он Седову.
Седов пожал плечами:
— Можно смыть.
— Конечно можно, — Академик отбросил катышек смолы и насмешливо посмотрел на собеседника, — опять экзестенциальные вопросы.
— Да, но на этот раз хотелось бы вести диалог, — потупил голову Седов, — в прошлый раз…