ПОСТ

Тамара видит, что дальше к заставе еще не все собрано, но змею не терпится, он хочет заглотить еще кусочек земли, который глупые люди кладут ему в пасть. Но как остановить его?

Тамара не успевает, не успевает ничего сделать.

Рядом стоит трактор, но Тамара не умеет его водить, она не сможет выкатить его на пути, да трактор и не помешает этой махине; та сметет его в мгновение ока.

Тащатся уже с последней стальной пластиной, устилают ей дорогу поезду.

И тут она видит – Мишель.

Ее волоком волокут люди в плащах. Она упирается, пытается бить их кулачками – и вдруг вырывается, бежит вперед, и бросается наземь прямо перед ползущим на нее тепловозом.

Кидается на рельсы, обнимает шпалы, голову кладет под круглые неотвратимые ножи. Люди в плащах – к ней, поезд притормаживает, кажется, она вцепилась мертвой хваткой – и готова умереть по-настоящему, а не притворно, как Тамара, когда выходила на рельсы перед казацкими дрезинами.

Тамара бежит босыми ногами по острому гравию к трактору – и в прицепе видит канистру, из которой его заправляли. Больше ничего нельзя. Хватает канистру – в ней плещется-бултыхается что-то. В кармане зажигалка есть. Все, больше ничего не успеть другого.

Она с этой канистрой, с зажигалкой – к людям, которые ровняют тот самый предпоследний-последний рельс.

– Уйдите! Уйдите!

Люди отшатываются. Не слышат ее, но понимают.

Она видит – подбегает ее Сережа, измазанный чем-то, орет как рыба на остолбеневших людей. Потом – на нее.

И тут – Ленька Алконавт с плеча сдергивает автомат и на обоих наводит. И Свиридов тоже целится из своего.

Полкан хватает Тамару за руку.

– Пусти!

– Пускай едет к ебеням! Насрать на Москву! Гикнется, и хер с ней! Мы не будем тут ради этих скотов дохнуть!

– Нет! Нет!

– Тамара! Не сходи с ума!

– Нет! Не смей! Ты обещал! Обещал мне! Обещал поверить!

Ленька замахивается на нее прикладом, и Тамара чиркает зажигалкой – потому что не может больше угрожать пустыми словами. Все отскакивают от нее – кроме Полкана.

– Тамара!

– Зажгу!

Мишель наконец сдирают с путей, оглушив ударом – и отбрасывают вон. Поезд съедает еще метр и еще метр.

– Тамара!

– Нет!

– Ведьма черножопая!

Ленька вскидывает еще раз автомат и стреляет – в нее; пули жгут живот; Тамара тогда просто подносит огонь к горлышку; успевает сказать «Прости, господи»; и все. Потом – разверзается.

11.

Полкан трет голову – пахнет паленым волосом, горелым мясом; визг еще стоит в ушах, но это уже эхо. Он встает на четвереньки – видит факел. Факел недвижим, лежит на земле. На бушлате пляшут синие язычки пламени. Полкан бьет их отупело. Поводит башкой – видит свет. Поезд катится на него, катится и гудит, сгоняет его с рельсов, требует пропустить.

Полкан, оступаясь, выпрямляется, выравнивается.

Вспоминает, что это за поезд.

Вспоминает, что это за факел.

И – на непослушных кривых ногах, веселя синие язычки, бежит вперед – впереди набирающего ход поезда. Последние рельсы перед ним уложены, и теперь поезду больше нечего ждать.

Кроме локомотива, за Полканом никто не гонится – люди раскиданы взрывом, те, кого не посекло железом – сидят на земле, шарят вокруг себя, ищут, за что им на этой земле зацепиться.

Полкан медленный, ноги тугие, голова пустая – и в ней, в железной бочке, только одно болтается в ржавой темной воде: Тамарины слова. Что он обещал поверить. И что не может снова предать.

Люди в поезде смотрят на него свысока, из своих окон-бойниц и не понимают, куда он хочет от них убежать – и почему ему не сойти с путей. Они догоняют его и подгоняют, рев не стихает, лучи лупят ему прямо в спину.

А Полкан знает, куда и знает, зачем.

По рельсам – чтобы задержать их хоть чуть-чуть.

Он собирается с силами и делает последний рывок.

Чтобы оказаться у стрелки хотя бы за несколько секунд до уже набравшего ход поезда. За несколько секунд до того, как люди в бойницах, передумав щадить его, просто смахнут его с дороги.

Он успевает.

Успевает добежать и рвануть тяжелый железный рычаг. Переключить стрелку: это трудно, как сдвинуть землю с орбиты, но он успевает.

Поезд проносится мимо; люди в кабине еще не успели понять, что он только что сделал, и вместо того, чтобы заклинить тормоз, наддают пару.

Перестукивая колесами, пролетает мимо один вагон за другим. Черные, страшные вагоны, с замазанными окнами, с бортами, изрисованными крестами и увешанные какими-то оберегами, исписанные трафаретными заклинаниями, украшенные изорванными знаменами и безликими хоругвями; поезд, локомотивы которого ревут, а вагоны шепчутся и раскачиваются не в такт.

Он теряется, путает дорогу – и вместо прямого тракта до Москвы несется на всех парах по короткой боковой ветке к воротам Поста – на таран. Полкан провожает его пьяным взглядом и орет ему вслед:

– Ну… Ну! Теперь ты довольна? Теперь ты довольна, бляха ты муха?!

Все ОК

1.

Подступы к воротам скрыты коммунальными хрущевками, поэтому кажется, что поезд – громадный, палящий четырьмя слитыми в одну фарами, скрежещущий тормозами и оглушительно гудящий – появляется на Посту из ниоткуда.