Пост-капитан

«Лайвли» оставался на службе в течение всего мирного времени, его команда провела вместе многие годы, с небольшими замещениями среди офицеров, и у неё бытовали свои обычаи. Все корабли в какой-то степени являлись независимыми королевствами, со своими традициями и атмосферой; особенно это было верно в отношении кораблей, уходивших в дальние плавания, где они были сами по себе, вдали от адмиралов и всего остального флота — а «Лайвли» пробыл в Ост-Индии несколько лет подряд, и именно при его возвращении в первые дни возобновившейся войны он нашёл свою удачу, два французских «индийца» в один и тот же день возле Финистерре. Когда с него списали команду, капитану Хэмонду не составило труда набрать её снова — большинство матросов вернулись, и он даже мог позволить себе роскошь давать добровольцам от ворот поворот. Джек встречал его разок-другой — спокойный, вдумчивый, лишённый чувства юмора и воображения джентльмен за сорок, преждевременно поседевший, увлечённый гидрографией и вопросами физики плавания под парусом, староват для капитана фрегата — а поскольку он встречал его в компании лорда Кокрейна, то Хэмонд на фоне этого кипящего энтузиазмом аристократа показался несколько бесцветным. Первое впечатление Джека от «Лайвли» не изменилось после церемоний переклички и сбора по тревоге: это был очевидно наилучшим образом подготовленный корабль с весьма умелым экипажем, состоящим из настоящих военных моряков; возможно, счастливый корабль на свой тихий манер, судя по поведению людей и тем бессчётным мелким признакам, которые мог увидеть заинтересованный, профессиональный глаз — счастливый, но подтянутый, с сохранением значительной дистанции между офицерами и матросами. Но когда они со Стивеном сидели в столовой каюте в ожидании ужина, он задумался, как корабль приобрёл репутацию образцового. Конечно, не из-за своего внешнего вида; хотя всё на борту было исключительно по-флотски аккуратно и так, как должно быть на военном судне, каким-то показным совершенством он не отличался — в самом деле, ничего особенно выдающегося, если не считать длинных реев и белого манильского такелажа: корпус и крышки портов покрашены в тёмно-серый цвет, полоса между портами — в цвет охры, все тридцать восемь пушек — в шоколадно-коричневый, и единственной видимой бронзовой деталью был судовой колокол, сияющий, как полированное золото. И вряд ли из-за боевых качеств — хотя корабль вовсе не по своей вине ни разу не столкнулся с кем-то, способным потягаться с его длинными восемнадцатифунтовками. Возможно, это было из-за его невероятного состояния готовности. Он всегда был готов к сражению или почти готов: едва барабан начинал бить тревогу, фрегат мог практически сразу идти в бой, нужно было только убрать несколько переборок и минимум мебели; две квартердечные козы сами спускались вниз по трапу, клетки с курами исчезали благодаря хитроумному лотку, а пушки в капитанских каютах отвязывали, чего Джек раньше никогда не видел на учениях. На фрегате царил спартанский дух, но само по себе это ничего не объясняло, как и не имело причиной бедность: «Лайвли» был совсем не беден, его капитан недавно приобрел место в парламенте, офицеры имели личные средства ещё до удачного захвата призов, и Хэмонд всегда требовал от родителей своих мичманов порядочного содержания для них.

— Стивен, — сказал Джек, — как твои пчёлы?

— В полном порядке, благодарю, они демонстрируют активность, даже энтузиазм. Только, — добавил он, слегка поколебавшись, — мне кажется, я замечаю в них некоторое нежелание вернуться в улей.

— Ты что, хочешь сказать, что ты их выпустил? — воскликнул Джек. — Ты что, хочешь мне сказать, что у меня в каюте шестьдесят тысяч кровожадных пчёл?

— Нет-нет. О, нет. Не более чем половина этого количества, возможно даже меньше. И если ты не будешь их провоцировать, я убеждён, что ты можешь входить и выходить без малейших опасений, это же не дикие пчелы. К утру они обязательно вернутся домой, я в этом уверен, в ночную вахту я проберусь туда и закрою леток. Но, возможно, всё же будет лучше, если мы вместе посидим в этой каюте вечером, просто чтобы дать им привыкнуть к новой обстановке. В конце концов, определённое первоначальное волнение вполне понятно, и порицать за него нельзя.

Джек пчелой не был, и его первоначальное волнение было несколько иным. Ему было совершенно ясно, что «Лайвли» — закрытое, самодостаточное сообщество, цельный организм, для которого он чужак. Он и сам служил под командованием временных капитанов и знал, что к ним подчас относятся как к узурпаторам, что они могут вызвать недовольство, если станут много на себя брать. Разумеется, они обладали большой властью, но им хватало ума не пользоваться ею в полной мере. С другой стороны, ему, возможно, придётся повести корабль в бой; единоличная ответственность, шанс потерять репутацию или укрепить её — всё это касается только его, и хоть он здесь только временно и не настоящий хозяин, он не собирался играть роль Короля-Чурбана.