Они остановились перекусить в кабачке, и, поглотив еду и пинту эля, Баббингтон сказал:
— Вы самая хорошенькая девушка, какую я когда-либо встречал. Вы перед балом будете переодеваться в моей комнате, и я теперь так рад этому; знай я, что это будете вы, я бы купил вам подушечку для булавок и большой флакон духов.
— Вы тоже очень видный мужчина, сэр, — сказала Диана. — Я так рада, что путешествую под вашей защитой.
Дух Баббингтона воспарил до угрожающих высот; он вырос на службе, где предприимчивость решала всё; и теперь стало необходимо занять его внимание лошадью. Диана собиралась лишь позволить ему выехать на дорогу, но на деле он не выпускал поводья из рук от Ньютон Прайорс до самых дверей Мэлбери-Лодж, где торжественно помог ей сойти на землю под восхищёнными взглядами пары дюжин моряцких глаз.
В Диане таилось нечто, какая-то пиратская удаль и прямота, что необыкновенно привлекало морских офицеров; но их так же привлекали и кукольная миловидность двух мисс Симмонс, и старание Фрэнсис, отсчитывавшей ритм танца, высунув кончик языка, и незатейливая, но дышащая здоровьем внешность Сесилии, и прочие прелести, представшие в свете свечей в длинной красивой бальной зале. И, конечно, они были потрясены обаянием Софии, когда та открывала бал вместе с капитаном Обри. На ней было розовое платье с золотым поясом, и Диана сказала Стивену Мэтьюрину:
— Она так хороша. Ни одна женщина здесь с ней не сравнится. Это самый опасный в мире цвет, но с её цветом лица он превосходен. Я бы глазной зуб отдала за такую кожу.
— Золото и жемчуг тоже способствуют, — сказал Стивен, — Одно гармонирует с её волосами, другое — с зубами. Я вам скажу кое-что про женщин. Они превосходят мужчин в том, что могут непритворно, беспристрастно и искренне восхищаться тем, как выглядит другая женщина — получать удовольствие от её красоты. Ваше платье тоже весьма элегантно: другие женщины восхищаются им, я заметил. Не только по их взглядам, но и более определённо — стоя у них за спинами и слушая их разговоры.
Это было красивое платье; светлый, разбавленный оттенок флотского синего, с белой отделкой — никакого чёрного, никаких уступок миссис Уильямс; очевидно, что на балу каждая женщина имеет право показать себя в лучшем виде; и всё же при одинаковых вкусе, фигуре и осанке женщина, которая может позволить себе платье за пятьдесят гиней, будет выглядеть лучше, чем та, что может истратить только десять.
— Мы должны занять места, — сказала Диана, немного повысив голос, потому что вступили вторые скрипки и зала наполнилась музыкой. Это было прекрасное зрелище — стены, на флотский манер увешанные сигнальными флагами, значение которых оставалось понятно только морякам («вступить с противником в ближний бой» — среди прочих), сияние свечей и натёртого воском паркета; толпа до самых дверей и ряд танцующих фигур: красивые платья, изящные мундиры, белые перчатки — всё это отражалось во французских окнах и в высоком зеркале позади оркестра. Здесь собрались все соседи и множество новых лиц из Портсмута, Чатэма, Лондона — или в каком ещё месте они оказались выброшены на берег после заключения мира. Все облачились во всё лучшее, твёрдо намеревались получить удовольствие и, следовательно, легко поддавались чувству восхищения. Все были довольны — не только оттого, что бал вообще сам по себередкость (не более трёх за сезон, не считая Ассамблеи), но и тем, как пышно и необыкновенно он был устроен: матросы в синих куртках и с длинными косицами так не походили на обычных слащавых наёмных официантов, и в кои-то веки мужчин оказалось больше, чем женщин — множество мужчин, и все жаждали танцевать.
Миссис Уильямс сидела вместе с другими родителями и компаньонками у ведущих в столовую двойных дверей, откуда она могла простреливать продольным огнём всю шеренгу танцующих; раскрасневшись, она кивала и улыбалась — многозначительные улыбки и выразительные кивки — и рассказывала кузине Симмонс, что это именно она стала вдохновительницей всей этой затеи с самого начала. В промежутке между танцами Диана увидела её торжествующее лицо; а следующее лицо, оказавшееся прямо перед нею, принадлежало Джеку — он приблизился, чтобы взять её за талию.
— Какой прекрасный бал, Обри, — сказала она ему, сверкнув улыбкой. Капитан был одет в алое с золотом — крупная, представительная фигура; на лбу его выступил пот, а глаза блестели от возбуждения и удовольствия. Он посмотрел на неё благосклонно и одобрительно, ответил какой-то незначащей любезностью и закружил её в танце.
— Давайте-ка сядьте, — сказал Стивен в конце второго танца. — Вы бледны.
— Разве? — вскричала она, пристально вглядываясь в зеркало. — Я ужасно выгляжу?
— Нет. Но вы не должны переутомляться. Вам нужно посидеть где-нибудь, где воздух посвежее. Пойдёмте в оранжерею.
— Я обещала танец адмиралу Джеймсу. Приду после ужина.
Когда накрытый стол был опустошён, трое морских офицеров, включая адмирала Джеймса, последовали за Дианой в оранжерею; однако ретировались, увидев Стивена, ожидавшего её с шалью в руках.