Постчеловек: глоссарий

Постчеловеческие субъективности смещаются в соответствии с дифференциальными осями идентичности, тем самым подразумевая различные способы технологического устаревания. Последний ключевой нарратив об устаревании постчеловеческих технологий связан с неоколониальной парадигмой развития, в которой инновации Запада позиционируются как утопическое лекарство от эндемической бедности глобального Юга. В течение десяти лет после своего основания в 2005 году программа «Один ноутбук на ребенка» продемонстрировала циклы подъемов и спадов, которые часто сопровождают подобные утопии развития, окруженные, как правило, туманным мифическим дискурсом технологического возвышенного (Mosco, 2004; LeBel, 2012). Ажиотаж, сопровождавший распространение в рамках данной программы для бедных детей в Южной Америке, Африке и других развивающихся регионах простых в использовании ноутбуков XO с открытым исходным кодом и стоимостью сто долларов, затухал с каждым новым отчетом, показывающим, что ноутбук не эффективен для достижения своей цели – распространения цифрового гражданства. Устаревание ноутбука XO показывает, как постгуманистические фантазии, вместо того чтобы обеспечивать всеобщую легитимность, действительно населяют конкретные социотехнические ассамбляжи. Использование XO было особенно затруднено в локальных контекстах развивающихся регионов его распространения из-за ограничений базовой инфраструктуры (вода и электричество), технической поддержки (обновление программного и аппаратного обеспечения), культурных предубеждений (западные идеалы детства), образовательных ресурсов (подготовка учителей, школьные здания), а также общих технодетерминистских рамок действия (Ames, 2013). Множественные границы сопряжения между технологическим артефактом и человеческой субъективностью в случае XO выступают свидетельством того, как постугманистическое воображение сталкивается с препятствием в виде материальных социотехнических практик, часто ведущих к устареванию, а не к насыщению.

Наконец, во всех трех рассмотренных здесь формах технологического устаревания (запланированное устаревание; изобретение, не получившее широкого распространения; утопические проекты, потерпевшие крах) оно проявляется как точка разрыва, раскрывающая идеологические основания дизайна и проявляющая очертания постчеловеческого воображения. Обращение феминистских исследований науки и технологий к вопросу об устаревании проблематизирует его пересечение с постгуманизмом и ставит ряд вопросов: кто разрабатывает постчеловеческие технологии? Какие (неуниверсальные) ценности заложены в такие технологии? как представить себе связи и границы сопряжения (interface) между устройствами, телами пользователей и агентностью? Эти вопросы также открывают перспективу для медиаархеологии, с тем чтобы привлечь внимание историков к праздничной риторике вокруг «возвышенных» новых технологий (см., например, Gitelman, 2006; Mosco, 2004; Marvin, 1997). Соответственно, при рассуждениях о возможных вмешательствах в вечный цикл новизны, идеологически окрашивающий технологическое устаревание, одно из направлений взгляда – смотреть назад в соответствии с провокативным тезисом сюрреалистов, стремившихся реанимировать «вышедшее из моды», с тем чтобы разрушить официальные нарративы истории и предложить альтернативное будущее (Foster, 1993).

См. также: Цифровой мусор; Вымирание; Феминистская постгуманитаристика; Нео/новый материализм; Неоколониальное; Статическое свечение; Носимые технологии (или «Научная мода»); Молодежь.

Тамара Шеперд и и Кун Лёрс

(Перевод Глеба Коломийца)

Устойчивость

«Устойчивость» как свойство «сложных адаптивных систем» получила активное развитие и, выйдя далеко за рамки своей исходной области применения в науках об окружающей среде, стала доминирующим дискурсом в современных практиках антикризисного управления. Появившись в сфере экологии в 1970-х, теория сложных систем ознаменовала переход от системного мышления первого порядка к мышлению второго порядка и способствовала концептуализации метастабильной или устойчивой динамики социально-экологических систем, которые всегда были более чем человеческими (more than human). Понятие устойчивости за последнее время быстро проникло в обширные пласты социальных наук, став привычным (хотя и недостаточно теоретически обоснованным) термином в дискуссиях на темы международных финансов и экономической политики, анализа корпоративных рисков, психологии травмы, мер поддержки и развития сообществ, городского планирования, общественного здравоохранения и национальной безопасности. В меру гибкий и достаточно емкий, чтобы объять и человеческое, и не-человеческое в рамках единой аналитики власти, концепт устойчивости становится распространенной идиомой в сфере глобального управления.