Слово «феминистичность» (feminicity) описывает использование цифровых алгоритмических сред в работе феминисток для создания активных позиций (active-points[158]
), которые делают феминистские идеи, разработки, информацию и смыслы частью базового достояния общественности. Феминистичность – это спекулятивный инструмент, создающий новые означающие бытия и новое содержание данных в соответствии с конкретными задачами феминизма. В практиках феминистичности присутствует явная отсылка к институтам присвоения гендера и их критика. Активные позиции феминистичности осуществляют генерацию феминистически ориентированной датафикации, когда содержание, размещаемое в системе, требует привлечения ресурсов из всех сфер общества и культуры. Спекулируя на существующих материальных онтологиях и производя активные аффекты, феминистичность манипулирует алгоритмическими идеологиями свойственного капитализму нигилистического и нарциссического поведения, открывая новые реальности.Отношения, порождаемые информационными и коммуникационными технологиями и их взаимодействиями с локальным опытом и событиями, приводят в действие изменчивые культурные и политические ситуации и новые формы поведения. Посредством таких изменений и скорости их реализации индивиды, коллективы и культуры могут мобилизовываться либо раскалываться. Когда феминизм второй волны вошел в цифровую эру 1990-х годов, его взаимодействие с этими технологиями породило новые режимы соответствующей этики (см. Haraway, 1991; Харауэй, 2017; Hayles, 1999; Wajcman, 2004). Эта связь второй волны феминизма и цифровых медиа сделала акцент на гендерных искажениях представлений о «нейтральных» технологиях и о так называемой сетевой нейтральности цифрового рынка. Культуры, созданные на основе этой связи между информационными технологиями и феминизмом, породили не просто другой язык или последовательность установок (standpoints) (см. Harding, 1986; 2004; Hayles, 2002; Plant, 1997), но придали форму целой совокупности нарождающихся феминистических практик, изменив определения нормативных «натурализованных» расовых, сексуальных и социальных отношений (Braidotti, 2013: 99; Брайдотти, 2021: 192). Это позволило переосмыслить материальное воздействие и эффекты информации и ознаменовало начало эпохи цифровой феминистичности. Исторически сложилось так, что изменения в формах познания имеют политический характер, соответствующий контекстам, в которых они производятся, поддерживаются и распространяются. Но в глобальном цифровом пространстве общего возникает вопрос о глубине этически позитивных изменений, производимых феминистическими действиями в референтных рамках капиталистической «нормативности».
Активные позиции феминистичности обнаруживаются в практиках и проектах как естественных и гуманитарных наук, так и искусства в форме производства, идентификации и анализа, осуществляемых посредством новых форм поведения, возникающих на стыке между феминизмами и цифровыми пространствами. Эти активные позиции материализуют свою феминистическую агентность как в теоретической, так и в физической форме. Примеры этого можно обнаружить во всех дисциплинарных областях: естественных и гуманитарных науках и в искусстве. «Киберфеминистский манифест XXI века» (1991) арт-группы VNS Matrix включал мультимедийные произведения искусства, которые функционируют как активные позиции, высмеивающие и осуждающие патриархальные алгоритмы новых технологий 1990-х годов. В книге Сэди Плант «Нули и единицы: цифровые женщины и новая технокультура» (Plant, 1997) предлагаются более утопичные формы феминистичности, чем у VNS Matrix, но обе эти активные позиции в своей работе поддерживают объединение цифры с феминизмом в ходе позитивного присвоения маскулининистских технологических дискурсов.