Постчеловек: глоссарий

Само человеческое тело сегодня вполне можно рассматривать как многовидовую микробиотическую экологию. Лишь 10 % из триллиона его клеток специфичны для человеческого животного; в нашем организме доминирует пестрое большинство других микроорганизмов. Даже наши гены не являются полностью человеческими: геном, провозглашенный в 2000-х годах нашей хромосомной генетической основой и «рецептом» человечества, удивил ученых, показав эволюционное со-учреждение человечности вместе с другими видами, включая множество вирусных, бактериальных, грибковых и прочих микробиотических компаньонов (Haraway, 2008). После холокоста критическое мышление заставило нас поставить под сомнение нашу внутривидовую человечность, но значимость вопроса о человеке для естественных наук, медицины, технологий, экологии и взаимоотношений с другими организмами не уменьшилась. В то же время человеческие общества воздействуют на биосферу и климатические системы Земли, вследствие чего некоторые ученые предлагают назвать новую геологическую эру антропоценом, эпохой человека, которая началась с индустриализации, массовой вырубки лесов или ядерных экспериментов США (разные эксперты предлагают разные точки отсчета). Эта эпоха человека, в которой мы живем, следует за эонами глубокого времени голоцена. Похоже, мы пытались сотворить природу по своему образу, но результат оказался не очень приятным.

Однако сегодня нет сомнений в том, что мы настолько же «в природе», насколько природа «в нас». Из этого положения следует, что классические объекты гуманитарных исследований – культура и, конечно же, сам человек – являются чем угодно, но не данностью и не самоочевидностью. В конце концов, люди сегодня более явно, чем когда-либо, впутаны в соучреждающие отношения с природой и окружающей средой, с наукой и технологиями, с уязвимой телесностью (embodiment) и с другими животными, рядом с которыми мы живем и умираем. Критические и творческие формы гуманитарных дисциплин принимают во внимание эти определяющие запутанности и не считают фигуру человека своим самоочевидным центральным элементом. Скорее, формы, предлагаемые постгуманитаристикой или учеными дисциплинами о более-чем-человеке, берут за отправную точку взаимные и условные отношения, посредством которых мы становимся людьми совместно с «земными другими» (Plumwood, 1993). Феминистские исследования, долгое время критиковавшие централизацию фигуры человека (Man) за гендерный шовинизм, стали ярким тому примером; это набор исследовательских подходов, которые сосредоточиваются на отношениях власти, формирующих слова и миры.

Феминистская постгуманитаристика выступает как один из возможных ответов на современные вызовы постгуманизма, адресованные гуманитарным наукам (Braidotti, 2013; Брайдотти, 2021). Однако в конечном итоге она происходит из извилистых альтернативных генеалогий, проходящих через антиколониальные киборг-исследования (Haraway, 1991; Харауэй, 2017), исследования науки и литературы, квир-теорию, культурологию (Franklin, Lury and Stacey, 2000), практики ситуированного знания (Haraway, 1991; Харауэй, 2017), передовые теории пола и гендера, теорию власти-знания и теорию полового различия (Braidotti, 1994). Некоторые из этих тем долгое время обсуждались исследователями под разными наименованиями, остальные возникли относительно недавно. Например, отдельные давние феминистские теории пола и гендера служат набросками теорий денатурализации. К таковым можно отнести онтологию киборгов Донны Харауэй, предпринятое Джудит Батлер развенчание любых гетеронормативных оснований биологического пола, постприродный экофеминизм Стейси Элеймо или настойчивые утверждения Майры Херд о неотъемлемой клеточной транссексуальности всех организмов. Однако феминистские теории подобного рода дают и набросок онтологического, биоаффирмативного или ренатурализующего поворота, с которым связаны имена Элизабет Гросс, Линды Берк, Элизабет Уилсон, Вики Керби и Карен Барад.

Фактически феминистская постгуманитаристика сегодня является лишь одним из многих ответов на старый вопрос о том, кого считать человеком в официальных анналах гуманитарных и естественных наук. Однако это многогранный ответ, определенный своей открытостью, меж-, транс- и постдисциплинарностью и настоятельным утверждением биоизобретательной креативности феминистской теории. Гендер (gender), род (genus) и генерацию (generation) (Hemmings, 2011; van der Tuin, 2015a) в этой ситуации вполне возможно понимать как движущую силу новых открытий, а также как критическую категорию интерсекционального анализа различий.

Постчеловеческие гуманитарные науки