Когда вернулся домой, первым делом пришлось сообщить свою «новость» пожилой матери, больше скрывать было бессмысленно. Оказалось, она уже догадывалась о моих проблемах и вопреки ожиданиям восприняла известие ровно и сдержано. Скорее всего, видела, что в моей комнате образовался медпункт со всевозможными снадобьями и таблетками. А еще я заметил, что люди в преклонном возрасте достаточно спокойно принимают болезни или уход из жизни других. Наверное потому, что чаще, чем раньше, думают об этом? Я не хочу никого обидеть, сужу по себе – с тех пор, как стал задумываться о неизбежности конца, начал равнодушнее относиться к самому факту ухода. Правда, еще к этому меня сильно подтолкнуло чрезвычайное событие, но об этом расскажу позже, в свое время.
Говорят, что нет ничего худшего, чем ждать или догонять, моя же ситуация усугублялась ожиданием того, чего не мог даже представить. Это был тот случай, когда избыток времени работал против тебя, заставляя разогретое воображение метаться по лабиринтам неизвестности, истощая и без того подорванные ресурсы организма.
Я не отказал себе в сомнительном удовольствии изучить все возможные варианты своего лечения в интернете. Они сводились к трем основным: хирургическому, химиотерапии и лучевой терапии. Первый вариант представлялся так, что мне сделают операцию и удалят опухоль, а поскольку такие операции делаются с «запасом», то есть помимо опухоли удаляются соседние ткани, мне маячила перспектива остаться без языка, поскольку на его корень уже распространилась зараза! Я перевидал на своем веку множество людей: немых, с дырками в горле, с одним из них даже был знаком, общался, и никогда не забуду собственных впечатлений, которые испытывал от убогости этого человека. Тогда не мог даже помыслить, что могу оказаться в таком же прискорбном положении. Вот как в жизни все оборачивается! Такого рода перспектива ставила передо мной дилемму о целесообразности выживания вообще. Всегда был убежден, что рак лечится, в первую очередь, ножом, а потом уже другими терапевтическими вариациями, поэтому навязчивые размышления о том, чего мне могут откромсать под наркозом, не давали покоя. И я в собственном воображении принимал участие в будущем консилиуме, выторговывая целостность родного органа – языка.
Подобные мысли, сродни бреду, роились в голове накануне важнейших событий в жизни. Но больше всего напрягал сам факт постоянных отсрочек начала лечения, в которых, отчасти, повинен сам. Думы о пройденной точке невозврата, за которой всякое лечение становится бесполезным, отнимали силы и ухудшали самочувствие. Чтобы подбодрить себя, продолжал принимать препарат АСД-2, внушая себе благотворность его действия. Как писали многочисленные источники, он замедляет рост опухолей и, в определенных условиях, уничтожает ее. Правда, что это за условия, я так и не понял. В моральном плане ощутимую поддержку оказывали организованные по инициативе одноклассницы посещения храмов и святых мест. В одном монастыре меня даже благословил на лечение старец! Кто он был, не знаю, но потому, с каким почтением к нему относились все присутствующие в монастырском храме, можно понять, что он являлся очень почитаемым в православной среде. Трудно даже представить мое существование в те дни, если бы не постоянное участие моей Тани. Несмотря на раздельное проживание, она не оставляла меня наедине с мыслями надолго, часто звонила, находила свежую информацию по борьбе с онкологией и настраивала меня на позитив. Помимо посещения храмов мы много гуляли, ходили в кино.
Неуловимо за этой суетой подоспело время отправляться на консилиум онкологов, на котором они должны были выбрать тактику врачевания моей болезни. Накануне с вечера разыгралась настоящая буря и я, хоть и с трудом, уговорил Таню не ехать со мною на это мероприятие. Я полагал, что сложная дорога и волнение лягут дополнительным бременем на ее и без того обремененные плечи. Постарался, как мог, хоть немного оградить ее от напасти, свалившейся на мою голову. И мне, если быть честным, было бы проще нести ответственность только за себя на ночной скользкой дороге, и не тревожиться о ее переживаниях за мою судьбу. Она возражала, говорила, что сама хочет задать вопросы врачам. На это я клятвенно пообещал порасспросить их обо всем. В конце концов она сдалась, и я поехал один.