Постижение России. Опыт историософского анализа

Таким образом, не в загадочности русской души, не в какой-то особой ее патологической жестокости, а в патологии цивилизационного исторического развития России, навязанного ей вненациональной Россией, следует искать конечные причины небывалых антагонизмов во всех противоречиях России ХХ века и, в частности, придания, чуть ли не всякому инакомыслящему субъекту статуса основного врага в собственной стране. В условиях цивилизационного раскола общества он автоматически оказывается противостоящим самому святому, что есть в душе каждого человека,- основам ее национальной, исторической и цивилизационной идентичности. В этом суть субъектной логики поведения в истории вненациональной России, ибо она, породив цивилизационную катастрофу и цивилизационный раскол России, порождает цивилизационные противоречия, пронизывает ими все остальные, придает им цивилизационную сущность - неизбежно порождает врага в собственной стране. Для вненациональной России основным врагом становится сама Россия, а потому все, что есть в России, что мыслит и действует по-русски, в интересах национальной и исторической России.

Первоначально это был царизм, как политический режим, предшествовавший большевизму, вслед за ним все классы, укорененные в старом социально-экономическом строе,- дворянство, буржуазия, духовенство, вся старорежимная интеллигенция, казачество - все несогласные с тотальной большевизацией России. Позже в разряд "врагов народа" вошла часть собственного крестьянства, успевшая разбогатеть за советский период истории, параллельно этому и на весь последующий период советской истории всякий, кто мыслил инаково, чем это предписывалось "генеральной линией партии", в том числе и многие члены самой партии. С Августа 1991-го в разряд новых "врагов народа" начали перекочевывать сами коммунисты, потом собственный парламент, в итоге чуть ли не сам русский народ, погрязший в историческом грехе коммунизма и не способный вписаться в новые модернизационные и цивилизационные проекты вненациональной России. И это весьма показательно для логики поведения вненациональной России в национальной истории: начав XX век с оппозиции национальной и исторической России, русской нации, она заканчивает столетие новой оппозицией национальной и исторической России и русской нации, но уже с новых цивилизационных позиций, с позиций западной цивилизации.

Это патологично, но это именно так: в России постоянно присутствует и действует субъект, страстно желающий преодолеть ее как Россию, не просто модернизировать, это естественно, а именно преодолеть. И в этом процессе главным оказывается не позиция, с которой преодолевается Россия, она всякий раз становится вненациональной, а именно само преодоление, которое и превращает любую позицию в истории во вненациональную. Это говорит в пользу вторичности позиции преодоления по отношению к самому желанию преодоления. Было бы желание, а позиция найдется, что свидетельствует о действительной глубине далеко зашедшего цивилизационного раскола субъектной базы истории России, о реальности угрозы самому существованию России. Ведь вненациональная Россия не просто находит себе врага в собственной стране, а строит свои отношения со страной с вненациональных позиций, строит их так, что в итоге всякий раз порождает в ней врагов, а после этого и на основе этого ведет себя в ней как в завоеванной стране, которую не жалко уже только постольку, поскольку она становится просто "этой страной", чужой на уровне базовых архетипов социальности, культуры, духовности.

Мало этого, она превращает собственное государство в главное средство своей борьбы за свое понимание и отношение к России, за свое существование в ее истории. И это закономерно, так как только государство, только организовавшись в силу государства и властного принуждения, вненациональная Россия может претендовать на то, чтобы навязать всему обществу цивилизационный переворот. Вот почему на протяжении всего XX столетия собственное государство становилось главным источником тягчайших цивилизационных потрясений и в той самой мере, в какой переставало быть национальным государством.

Это парадоксально, но это именно так: государство российское, как национальное, переставало быть национальным, связывало себя с осуществлением вненациональных целей и смыслов существования в истории и на этой основе превращалось в главный источник исторической нестабильности России.