Первый подход - классовый. Он связан с марксистской концепцией социально-экономических формаций, намеченной К. Марксом в 1859 году и ставшей канонической для отечественной юриспруденции и истории на несколько десятилетий после её деформированной формулировки И. Сталиным в 1938 году[506]
. С этой точки зрения право возникает вместе с государством в результате появления частной собственности и классов для защиты собственности и эксплуатации не собственников (при этом важно заметить, что классы отличаются как раз отношением к собственности). Возражения против такой вульгарно-экономической (в интерпретации И. Сталиным) трактовки возникновения государства и права и - шире - исторического процесса - хорошо известны[507]. Главные из них сводятся к трем. Первый касается того, что классов в марксистском слове - больших групп людей, отличающихся по их месту в процессе производства, определяемом отношением к собственности - в восточных деспотиях не было. Основным средством производства во всех классовых формациях является земля, а частной собственности на землю там долгое время не было, хотя право (в определенном смысле этого слова), как признают большинство исследователей, в том числе марксистских, там существовало. По большому счету марксистская схема применима лишь к одному весьма ограниченному региону мира - Средиземноморью; в остальных регионах она явно противоречит фактам.Другое возражение касается той роли, которую К. Маркс и его последователи отводили экономике. Именно экономика выступала для них главной движущей силой истории: все остальные сферы общества обусловливаются уровнем и характером развития экономики, хотя бы даже как у самого Маркса «в конечном итоге». Бесспорно, экономика - важная сфера общества, но можно ли выводить все изменения в социуме исходя из экономического детерминизма[508]
? М. Вебер, например, достаточно аргументировано показал, что зарождение капитализма обусловлено изменениями в ментальности - протестантской этикой. Эту же точку зрения разделяют представители «Новой исторической науки» Франции во главе с Ж. Ле Гоффом[509].Третье возражение связано с отказом современной историографии от линейного направления истории и вытекает из предыдущего. Сегодня считается доказанным, что история - это не жестко детерминированный экономикой процесс (хотя бы и «в конечном итоге»), а цепь случайных, ситуативно обусловленных событий, за которыми можно обнаружить общую тенденцию (как представлялось Ф. Энгельсу) лишь самого общего, абстрактного, а потому малосодержательного, типа. Это связано с тем, что любое социальное явление является принципиально амбивалентным, включающем как положительные стороны, так и отрицательные (их «положительность» и «отрицательность» зависят от точки зрения наблюдателя, от его интересов и потребностей).
Второй подход условно можно назвать диалектико - социологическим. Он связывает возникновение права с утверждением обменных отношений и переходом от локальных сообществ (Gemeinschaft по Ф.Теннису) к обществу в современном смысле слова (Gesellschaft, то есть общество как эквивалент мира, человечества)[510]
. Сущностными принципами обмена, его атрибутами являются свобода личности (под принуждением, как известно, обмен невозможен), формальное равенство с другим субъектом (выражающаяся в том, что при обмене невозможно навязать свою волю другому субъекту), частная собственность (обменивать можно лишь то, что принадлежит субъекту по праву) и эквивалентность обмениваемого (следствие формального равенства). Именно эти отношения объективно требуют соответствующую ей адекватную правовую форму. Такой формой и выступает право, обеспечиваемое государственным принуждением.Вот что по этому поводу пишет Е.Б. Пашуканис: «Только в условиях товарного хозяйства рождается абстрактная правовая форма, то есть способность иметь право вообще отделяется от конкретных правопритязаний. Только постоянное перемещение прав, происходящее на рынке, создает идею неподвижного их носителя./.../ Подобно тому, как регулярное повторение актов обмена конституирует собственность в качестве всеобщей категории, поднимающейся над субъективными оценками и случайными меновыми пропорциями, подобно этому регулярное повторение одних и тех же отношений - обычай - придаёт новый смысл субъективной сфере господства, обосновывая ее существование внешней нормой»[511]
. Заметим, что эти идеи, не утратившие своего значения и сегодня, значительно ближе к аутентичному марксизму, чем его сталинская интерпретация.