Постклассическая теория права. Монография.

По данному вопросу существует несколько основных гипотез. Одна из первых и чрезвычайно популярных, в том числе и среди юристов, пишущих на эту тему, принадлежит Л. Моргану[529]. С его точки зрения запрет инцеста приобретает форму биологической необходимости, поскольку кровосмесительство биологически вредно. Так как люди становятся разумными, то они должны были замечать вред и отказываться от инцеста. Кто не хотел отказаться - тот вымер в процессе естественного отбора[530].

Однако эта тиражируемая из учебника в учебник концепция не выдерживает критики. Во-первых, вред родственных браков отнюдь не бесспорен. Почему, например, до сих пор не вымерли все стадные животные? Ведь любая относительно устойчивая группа животных (например, обезьян) неизбежно превращается со временем в кровосмесительную популяцию и инцест (инбриндинг) здесь правило. Во-вторых, если даже такие браки и были вредоносны, это не могло быть принято во внимание формирующимся родовым обществом хотя бы потому, что первобытный человек не осознавал причинно-следственную связь между половым актом и деторождением[531].

Другая точка зрения принадлежит Э.Б. Тейлору[532]. Он считал, что введение дуальной экзогамии (двух взаимобрачующихся групп, внутри которых половая связь запрещена) диктовалось необходимостью положить конец кровавой вражде между соседними группами - вражде, которая вела их к взаимному уничтожению. Единственным средством установить мир между этими первоначально промискуитетными (с беспорядочными половыми связями) внутри себя общинами были взаимные браки. Запрет промискуитета сделал принудительными браки «на стороне», а установленная таким образом экзогамия оказалась необходимым условием прекращения взаимного истребления.

Однако, как справедливо отмечает Ю.М. Бородай, во всех известных примитивных обществах нарушение запрета половых связей внутри рода равноценно смерти. Нарушитель сам умирает или заболевает, по крайней мере. Объяснить этот поразительный факт рациональным соображением о выгоде половой связи «на стороне», конечно, невозможно[533].

Более перспективной представляется попытка найти основания первичных социальных норм - табу в тотемной организации, характерной для всех примитивных сообществ в любых концах света[534].

Тотем - это обычно какое-нибудь животное, реже - растение или какой-нибудь предмет, который становится табу для всех членов данной общины. За исключением строго определенных ритуалом обстоятельств к тотему вообще нельзя прикасаться: его нельзя убивать, съедать, вообще причинять какой-либо вред или оскорбление. Ко всем животным данного вида относятся с величайшим страхом и, одновременно, любовным почтением; их пытаются задобрить и ждут от них милостей. Случайно погибшее животное оплакивается и хоронится как соплеменник. Во время тотемного празднества священному животному воздаются почести как мифическому прародителю; однако кульминация такого празднества - торжественный обряд жертвоприношения тотема и вкушения его плоти, что, как правило, сопровождается всеобщей оргией, во время которой отменяются и внутритотемное половое табу. Такое празднество - единственный случай, когда нарушение самых страшных запретов (обычно такие нарушения караются смертью) не только допускаются, но вменяются в ритуальную обязанность.

Каждая община носит имя своего тотема; все члены данной группы сопричастны его имени и именно постольку связаны тотемными родственными узами. Тотемное родство вовсе не всегда совпадает с родством по крови, но родство по имени (общность тотема) всегда оказывается неизмеримо более существенным и важным, чем кровное родство.

Существует несколько теорий, объясняющих возникновение тотемной организации. Ю.И. Семенов считает, что различные первобытные охотничьи объединения специализировались первоначально на добыче животных строго определенного вида. Отсюда возникло убеждение, что человеческий коллектив и связанный с ним вид животных образуют вместе одну общность, что все члены данного коллектива и все особи данного вида животных, несмотря на все различия, в сущности тождественны друг другу. «Осознав» это, другие люди вынуждены были отказаться от своей любимой пищи (не поедать же самих себя!) и переключиться на другую еду[535]. Следует заметить, что эта идея восходит к Э. Дюркгейму.

По поводу этой концепции можно привести слова З. Фрейда (высказанные, конечно, в адрес Э. Дюркгейма, а не Ю.И. Семенова): «...нигде не было найдено такого состояния питания у примитивных народов и, вероятно, его никогда не было. Дикари всеядны и тем в большей степени, чем ниже они стоят»[536].