В литературе существует целая группа понятий
, описывающих посткоммунистические (и другие) государства, которая учитывает допущение о приоритете интересов элит. Проблема, однако, состоит в том, что исследователи в основном используют эти концепты не как части одной целостной аналитической структуры, а отдельно друг от друга. Не секрет, что такие понятия, как «сетевое государство» и «клановое государство» или «хищническое государство» и «клептократия», используются, по сути, как синонимы. И осознание того, что (1) эти определения в действительности описывают разные сущности и (2) что они могут быть объединены в логически упорядоченную структуру, обычно отсутствует.Чтобы произвести такое логическое упорядочивание, нам необходимо определить набор измерений
, которые отражаются во всех этих концептах. В поисках этих измерений обратимся снова к аргументу о жестких структурах, и в частности к Схеме 1.4 из предыдущей главы, на которой показаны особенности посткоммунистического управления [♦ 1.5.1]. На этой схеме представлены две цепочки последовательных явлений, первая из которых касалась личных взаимоотношений. Соответственно, мы можем определить первое измерение, характеризующее государство, которое в форме вопроса будет выглядеть следующим образом:1. Какова природа правящей элиты?
Вторая цепочка касается институциональных процессов. Так как мы сейчас находимся в сфере принципа интересов элит, то вопрос о втором измерении государственного устройства будет следующим:
2. С помощью каких действий происходит апроприация государственных институтов в интересах элит?
В большинстве случаев эти цепочки явлений привели к появлению системных изменений, в частности – к централизованным и монополизированным формам коррупции (общим определением которой является недобросовестное использование властных полномочий для достижения личных целей [♦ 5.3.2.1]). Это явление можно рассматривать с двух позиций. С одной стороны, можно исследовать сами акты коррупции, когда собственность переходит под контроль правящей элиты (и ее союзников) через злоупотребление государственным аппаратом. Вопрос, позволяющий лучше понять этот процесс, можно сформулировать так:
3. С помощью каких действий происходит апроприация собственности в интересах элит?
С другой стороны, коррупцию можно анализировать с точки зрения отношения к ней государства. Оно может относится к ней либо враждебно, либо поддерживать ее, либо занимать промежуточное положение. Все эти позиции, как правило, отражаются в существующих законах и контроле за их исполнением [♦ 4.3.4–5, 5.3.4.2]. Другими словами, отношение государства к коррупции может меняться от признания ее несовместимости с государственным правовым пространством до ее фактического поощрения, что позволяет нам сформулировать наш последний вопрос об измерениях государственного устройства:
4. Каковы, с точки зрения законности, действия, направленные на максимизацию интересов элит?
Пытаясь исправить распространенное в существующей литературе случайное и непоследовательное использование терминологии, мы организуем относящиеся к нашему вопросу понятия
в соответствии с четырьмя упомянутыми измерениями. Мы действуем следующим образом. Сначала мы даем наиболее общее определение государства. Затем, шаг за шагом мы даем все более развернутые ответы на каждый вопрос, соотнося их с так называемыми уровнями толкования. Это значит, что для каждого измерения мы принимаем «государство» как базовую единицу, а затем добавляем к нему определяющую характеристику, выраженную через прилагательное. Далее мы добавляем еще одно свойство, меняя прилагательное в соответствии с новым качеством. Мы продолжаем этот процесс, пока не достигнем наиболее радикального воплощения государственного устройства, проявившегося в посткоммунистическом регионе (Таблица 2.5).