Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2

Кроме того, помимо объективных бюрократических препон, эффективному сдерживанию деструктивных для интеграции режимов также препятствует наличие реальных противоположных интересов: (1) «грязная партийная солидарность», характерная как для правых, так и для левых; (2) коалиционные интересы внутри ЕС; (3) стремление к минимизации конфликтов в целях защиты экономических интересов в критикуемых странах [♦ 7.4.5]; и (4) более масштабные геополитические соображения[1040]. Так, исходя из своих геополитических соображений, Евросоюз не может позволить российскому цивилизационному блоку распространиться до Лейты, то есть до западной границы Венгрии. Политическая элита Западной Европы, отказавшись от своей первоначальной миссии и романтической мечты, связанной с разрушением Берлинской стены, теперь все чаще смотрит на отстающую часть Восточной Европы не столько как на культурного партнера, сколько как на зону экономического влияния. Таким образом, место солидарности с Восточной Европой и политики, направленной на ее сближение с наиболее развитыми странами, может занять политика простого умиротворения. Вместо дорогостоящей консолидации демократии в этой буферной зоне Евросоюз ограничится требующим минимальных затрат умиротворением патрональных режимов.

Наконец, в свете нашего обсуждения стоит вернуться к теории Левицкого и Вэя о западных связях и рычагах влияния. Используя наши термины, можно резюмировать аргументы этих двух исследователей следующим образом: международные сообщества, союзы и интеграции естественным образом способствуют гомогенизации режимов как посредством усилий их стержневых государств (рычаги влияния), так и благодаря большому числу экономических, межправительственных, технократических, социальных, информационных и гражданских партнерств (связи)[1041]. Как отмечают авторы, «ЕС и Соединенные Штаты были фактически „единственным ориентиром“» для стран Восточной Европы, что «усилило уязвимость этих стран перед демократизирующим давлением Запада»[1042]. Они спорят с критиками, которые скептически относятся к влиянию ЕС на функционирование восточноевропейских стран, и утверждают, что «[с точки зрения] укрепления ключевых элементов демократии ‹…› условия для вступления в ЕС оказались чрезвычайно эффективны»[1043].

С одной стороны, распространенное возражение, которое обычно выдвигается в ответ на это утверждение, состоит в том, что, хотя эти условия ЕС имеют силу до того, как страна становится его частью, они перестают действовать после ее присоединения. Именно это и обозначает выражение «хулиганство новичков»: патрональные правящие элиты очень стараются заполучить место у кормушки Евросоюза, то есть выполнить копенгагенские критерии вступления, чтобы получить доступ ко всем преимуществам общего рынка и ренту из структурных фондов и фондов сплочения ЕС [♦ 7.4.6.2]. Но как только они получают их в качестве членов, они без всякого стеснения игнорируют стандарты сообщества и продолжают работать в соответствии со своими патрональными методами, зная о медлительности реагирования ЕС, а также о том, что его возможное наказание направлено не на преступников, а страну в целом. На самом деле у ЕС есть все необходимое для того, чтобы противодействовать несистематическим нарушениям, которые противоречат общеевропейским ценностям, через процедуру примирения сторон, убеждение или судебные каналы, но у него нет инструментов для выравнивания системных расхождений с либеральной демократией. Это связано с тем, что в его основании лежит неявное допущение, что страны, которые были приняты в клуб, не будут своевольничать, а если и будут, то не слишком часто. И, действительно, официальные наблюдатели все еще склонны рассматривать системные отклонения как трудности переходного периода: существует стойкое представление о том, что раз государство – участник ЕС уже является членом западного цивилизационного блока, то оно уже не собьется с пути.[1044]