Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2

Политическая интеграция часто начинается с сильных экономических связей, которые, в свою очередь, являются ключевыми элементами любой международной интеграции. Во время холодной войны в Соединенных Штатах и западном цивилизационном блоке господствовал преимущественно капитализм, а не коммунизм. Соответственно, идея свободной торговли легла в странах западного блока на благодатную почву, и по этой причине в XX веке появились крупные транснациональные корпорации (ТНК)[1054]. После распада Советского Союза посткоммунистические страны, сделавшие ставку на западную интеграцию, вскоре стали участвовать в мировой торговле гораздо активнее, чем страны, оставшиеся в православном цивилизационном поле тяготения.

Даниэль Грос делает обзор развития экономических связей в интересующем нас регионе, сравнивая посткоммунистические государства – члены ЕС и страны СНГ[1055]. Из его анализа стоит упомянуть три красноречивых факта. Во-первых, страны, ориентированные на Запад, заключили международные торговые соглашения намного раньше, чем страны СНГ. Двусторонние соглашения между ЕС и странами Центральной и Восточной Европы с переходной экономикой начали формироваться уже в 1991 году, а Чехия, Венгрия, Польша, Румыния, Словакия и Словения стали членами Всемирной торговой организации (ВТО), взяв на себя обязательства по либерализации международной торговли, в 1995 году. Напротив, из стран СНГ стандарты свободной торговли, предложенные ВТО, до 2000 года были приняты лишь Кыргызстаном, а Россия вступила в соглашение только в 2012 году, Таджикистан – в 2013 году, Казахстан – в 2015 году, а Азербайджан, Беларусь и Узбекистан имеют статус наблюдателей (по состоянию на 2019 год)[1056]. Во-вторых, государства – члены ЕС более интегрированы в международное разделение труда. Грос приводит статистические данные о доле внутренней добавленной стоимости, содержащейся в экспорте страны, показывая, какая часть производственных цепочек продукции страны находится в пределах ее границ. С этой точки зрения, «Россия – это крайний случай, поскольку более 90 % добавленной стоимости в экспорте производится на локальном уровне. Этой цифры следовало ожидать, учитывая, что в экспорте России преобладает сырье. На другом полюсе находятся страны Центральной Европы с переходной экономикой, которые хорошо интегрированы в „фабрику под названиваем Европа“. В этих странах лишь немногим более половины валовой стоимости экспорта составляет внутренняя добавленная стоимость», которая происходит не от продажи природных ресурсов[1057]. Третий факт, тесно связанный с предыдущим, заключается в том, что прямые иностранные инвестиции (ПИИ) играли центральную роль в развитии ориентированных на Запад посткоммунистических стран. Грос отмечает, что ПИИ, привлеченные во время и после приватизации при смене режима [♦ 5.5.2], внесли свои ноу-хау и капитал, которые совместно с относительно хорошим человеческим капиталом, доступным в регионе, стали необходимой частью локального экономического ландшафта[1058]. Если говорить более конкретно, то Бела Грешкович и Дороти Боле отмечают, что иностранные инвесторы в странах Вишеградской группы и Словении вкладывали в основном в трудоемкие отрасли промышленности, повышая конкурентоспособность экспорта, что также побуждало местные муниципалитеты предлагать инвесторам щедрые пакеты стимулов (снижение налогов, благоприятные нормативные правила и т. д.). Напротив, прибалтийские страны «извлекли выгоду из растущего притока ПИИ, направив их в банковский сектор, недвижимость и строительство, что позволило обеспечить рост экономики за счет кредитов»[1059]. По сравнению с ними страны СНГ получили в 1990-х годах гораздо меньше прямых иностранных инвестиций, чем страны – потенциальные члены ЕС, тогда как растущий приток ПИИ в 2000-х годах был в основном в горнодобывающую промышленность и геологоразведочные работы, связанные с природными богатствами этих стран [♦ 7.4.6.1][1060].