Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Основное, что бросается в глаза, когда начинаешь изучать эту тему, — катастрофическая ситуация с самой базовой статистикой и исследованиями миграции в Россию. По тем же самым вопросам можно обнаружить куда более подробные данные от официальных и независимых исследовательских центров Канады, США, многих европейских стран. Есть подозрение, что это, в числе прочего, является одной из причин мигрантофобии в России (впрочем, даже если бы эта статистика была, не факт, что ей бы кто-то верил, потому что странно верить статистике в стране, где манипулируют цифрами по смертям от коронавируса и многими другими). Тем не менее точно известно, что описанные выше ситуации — не просто не единичные истории, это эпидемия в медицинском смысле слова: в зависимости от разных болезней, эпидемический порог определяется заболеванием от 5 до 15 % населения страны или конкретной социальной группы; так вот в случае с жёнами трудовых мигрантов — как минимум 30 % из них были брошены мужьями, уехавшими в Россию. И это данные из исследования 2009 года, тогда число только таджикских брошенных жён определялось в районе 288 тысяч[175] (чудовищная цифра для страны, где всего живёт около 9 млн человек); с тех пор количество мигрантов только из Таджикистана увеличилось в два раза, а значит, примерно во столько же увеличилось и число бросающих или перестающих выходить с семьями на связь мужей, потому что изменение отношения к жене и семье напрямую связано с тем, что видит мигрант, оказавшись в большом российском городе. Саида вспоминает: «Я со своим мужем три года прожила, затем он улетел в Россию асфальт класть. Пишет мне: „Тут девушки без хиджабов, в коротких юбках ходят, красавицы“. Ага, а меня, значит, заставлял хиджаб носить!» Большинство трудовых мигрантов-мужчин, бросающих оставленных на родине жён, делают это по причине новых отношений. Они могут быть разными: чуть ли не каждый второй мигрант живёт в гостевом браке, часть из которых заключается с российскими гражданами для получения регистрации или вида на жительство; часто такие браки перерастают в рождение ребёнка, многих из которых бросают — либо только мужчины, либо оба партнёра; второй женой также может стать женщина той же или соседней национальности, работающая рядом или неподалёку. В одном из сюжетов «Дождя» сообщается, что от 30 до 50 % детей в детских домах — дети мигрантов. Религиозные убеждения, сопротивление мужей к резинкам и почти отсутствующее сексуальное просвещение, а также дороговизна оральных контрацептивов объясняют то, что мигрантки (приехавшие в Россию с мужем или приехавшие одни и нашедшие здесь партнёра своей или соседней национальности) занимаются незащищённым сексом и беременеют; даже легальные мигранты не могут рассчитывать здесь почти ни на какую поддержку (в сентябре 2021-го всплыла информация о том, что в Москве мэрия предлагает мигрантам получить 20 тысяч по рождению ребёнка — это плюс-минус их месячная зарплата); содержать ребёнка не на что, мужчины-добытчики с рождением бэбика утекают в закат, матери живут социально-изолированную жизнь на койко-месте за 5 к/мес, бэби-боксы в России не устанавливают, потому что это не православно, всё кончается оставленными коробками с младенцами на помойках и сюжетами о «зверях-мигрантах» в государственных медиа.